их там поймешь.
Вечером на остановке нет никого из наших, и я иду домой к Вэку. Он открывает мне сам. — Заходи.
Я разуваюсь и прохожу в комнату.
— Слышал, Быру выгнали из учила? — спрашивает он.
— За что?
— За то, что мудак. Выебывался больше всех, хотел показать, типа основной. У себя на районе ноль, а там думал запонтоваться. Ну, запонтовался. В учило не ходил, ни хуя не делал вообще, типа самый деловой, и все ему по хую. Ну, его и выгнали, на хуй. Сейчас армия светит.
— Как армия?
— А ему уже восемнадцать скоро будет. Этот придурок в первом классе три года сидел. Ты что, не знал?
— Нет.
— Три года сидел. Он вообще тормозной, хуже Быка. Ну, и выебывался там больше всех.
— И что он теперь будет делать?
— Ничего. Получил пизды от мамаши. Она прямо в учило приехала и при всех ему пиздюлей навешала. Сказала, из дома выгонит на хуй.
— Откуда ты знаешь?
— Пацан знакомый рассказывал. Он в его группе учится.
— Ну а Быра что?
— Ничего. Психанул, побежал куда-то. Хуй она его выгонит из дома, но мозги поебет. Так ему и надо, придурку. Я его сегодня видел пьяного. Он мне всякую хуйню говорил — типа, сам ушел из училы и хочет в армию, типа, армия — это заебись, почти как зона.
Хлопает дверь. В комнату заглядывает сморщенный маленький алкаш с наколками на обеих руках — папаша Вэка.
— Ну что, герои? Как жизнь? В зону скоро?
— Завтра утром, — отвечает Вэк. Я молчу, даже не здороваюсь — пошел он в жопу.
— А что тут такого, еб твою мать? Я вон три года отбарабанил. Счас Сашка сидит. В зоне есть закон. Там все по-честному. А здесь — кто кого наебет. Водки выпьете со мной?
— Ну, можно вообще, — говорит Вэк. — Ты как? — Он смотрит на меня.
— Я не против.
— Ну и правильно. Возражать — хуи рожать. А на халяву и уксус сладкий.
Он уходит на кухню.
— За что он в зоне был? — спрашиваю я Вэка.
— Не знаю. Кому-нибудь въебал, наверное. Или спиздил что-то.
— Ну что вы там? Идите сюда. Не стесняйтесь. Будьте как дома, но не забывайте, что в гостях. Особенно ты.
Он дает Вэку щелбана. Вэк дергается, но ничего не говорит.
На столе — бутылка водки и три граненых стакана 0,2. Батька Вэка нарезает хлеб и сало, разливает водку.
— Ну, будем.
Выпиваем.
— Нет, блядь, — говорит папаша Вэка. — Не понимаю я вас, молодежь. Какие-то вы все, блядь, не такие. Хитровыебанные, бля, — вот вы кто. Мы были попроще. Что-то с вами не то. Это все Горбатый, наверное, виноват. Перестройки, хуейки. Все это хуйня. А вы, блядь, не такие. Вот ты мне когда последний раз рассказывал, как у тебя дела — хорошо или херово?
Он смотрит на Вэка. Тот не отводит глаза и сам пялится на него.
— А когда тебя мои дела начали волновать?
— Ну вот. Начинается. Ладно, давайте по второй.
Он наливает. Выпиваем. — Ты как, футбол смотришь? — спрашивает у меня папаша Вэка. — Какой сейчас футбол? Зима же. — Вэк смотрит на него, как на придурка. — Не сейчас, а вообще, дурила. — Ты поосторожней. — Сам поосторожней, когда со старшими раз говариваешь, еб твою мать. Нету, блядь, нормального футбола. «Динамо» Киев — это хохлы, а я за блядских хохлов не болею. В «Спартаке» одни черножопые. «Динамо» Тбилиси — ну, грузины играть умеют, только не тренируются ни хуя, пидарасы. Пьют. Такой вот футбол, бля.
— Тебе всегда все не нравится, — говорит Вэк.
Батька не отвечает, разливает остатки водки по стаканам.
— Ну, будем.
— А баба у тебя есть? — Папаша Вэка пододвигается ближе ко мне. Когда он открывает рот, оттуда несет чесноком и «Примой». Он положил возле себя несколько головок чеснока и кроме него ничем не
