— Наебали, суки. Сказали, придут, но ни хуя.
— Ты заебал, бля, — начинает возбухать Вэк. — На хуя я вообще сюда пришел? Я бы лучше пошел туда, где бабы есть. На хуя мне здесь сидеть с вами?
— Ладно, успокойся, — говорит Обезьяна. — Хуй с ними, с бабами. Давайте бухать, раз уж собрались.
К двенадцати мы все уже бухие в жопу, выбираемся из подвала и хлопаем хлопушки и жжем бенгальские огни — этого говна тоже накупили заранее. На балконах стоит бухой народ и тоже жжет бенгальские огни и хлопает хлопушки и орет: «С Новым годом!»
Мы тоже орем:
— С Новым годом, блядь, на хуй, еб твою мать, с Новым годом, суки ебаные, пиздюки недоделанные, гондоны незаштопанные!
Возвращаемся в контору, едем дальше — водка еще есть.
— Что-то сборов давно не было, — говорю я.
— А на хуя тебе сбор? — спрашивает Обезьяна.
— Ну как, на хуя? За свой район…
— Херня все это. Да, мне скоро двадцать, я как бы старый уже и за район могу не ходить, хоть хожу еще иногда. Но это все говно и на хуй никому не надо. Сходил пару раз, со своими пацанами кантуешься, авторитет там какой-нибудь, хуе-мое, а лазить каждый раз, чтобы пизды получить — херня все это.
— Что-то раньше ты другое говорил.
— Мало ли, что я говорил. Все это херня. Бабки — вот это основное. Когда с лохов по пятерке собираешь, типа, свои пацаны залетели, надо выручать, а потом на эти деньги берешь бухло — вот это я понимаю, а все остальное — на хер нужно. И тем более сесть из-за дурости — бабу там выебал или ебальник кому-нибудь разбил. Дурные пусть садятся. А я хуй сяду.
На улице — весна, и на уроке сидеть западло. Я поднимаю руку и спрашиваю у химицы:
— Можно выйти?
Она бурчит под нос:
— Можно, но не надолго. Сейчас буду новый материал объяснять.
Я спускаюсь вниз, курю на заднем крыльце. С крыши капает, и пару раз ледяные капли падают мне прямо за воротник. Солнце светит так ярко, что даже слезы текут: отвык от него за зиму. Выбрасываю бычок на кучу желтого, обоссанно-го снега и иду в учительский туалет. Там долго дрочу, растягиваю кайф, представляя себе разных баб из десятого. Возвращаюсь на урок почти перед самым звонком.
— Где ты был? — мычит химица.
Я не отвечаю.
После уроков меня ждет Вэк на первом этаже, возле гардероба. Он опять симуляет «учило». Мы выходим на заднее крыльцо, как раньше, и закуриваем.
— Блядь, школа на хуй, еб твою мать. Первая учительница, хуе-мое. Первое бухло. Первая ебля.
Класс, — базарит Вэк. — Лиза у вас еще ведет физкультуру?
— Нет, ее выгнали на хуй.
— За что?
— Говорят, деньги пиздила из сумок у других учил.
— Вот, докатилась, блядь.
— А это правда, что они с Людкой из продленки — лесбиянки?
— Ясный хуй, правда.
— А ты их видел?
— Я не видел, и никто не видел. Ты что думаешь, они на матах лягут — приходи, бля, любуйся?
— Нет, ну все таки…
— Что все-таки? Ничего просто так не бывает. Не говорят же, что Сухая с Синицкой — лесбиянки. А они тоже подруги были. А Лиза мало что пьяница и жидовка, так еще и с Людкой ебалась…
— Вот бы посмотреть, как лесбиянки ебутся…
— Фильмы надо смотреть. У Монгола — это Обезьяны друг — есть видик. У него родаки в Монголии или где-то там работают и привезли ему видик. И он берет кассеты у своих знакомых пацанов и показывает у себя на хате. Два фильма — пятерка. Говорили, он раз показывал фильм про то, как бабы лижут друг другу и дрочат и все это самое, но он его уже, наверное, отдал. Хотя можем сходить сегодня. Вдруг что-то еще нормальное. У тебя вообще как, деньги есть?
— Только трульник.
— Ладно, я одолжу тебе.
— Ну пошли.
Приходим к Монголу к пяти часам. В комнате сидит уже человек двадцать. Кто- то на стульях или на диване, но в основном все на полу. Монгол -'старый' пацан, лет двадцать, невысокий,