— Клок, надо бы костер, — говорит Бык.
Все ржут.
— Ты что, охуел? — орет он. — Какой костер, когда все мокрое.
— Ну, завтра тогда.
— Ну, завтра и посмотрим, — говорит Клок. — Сам будешь разводить. Я уже заебался.
Клок с Людой обнимаются и зажимаются. Бык, хоть уже и бухой в жопу, трется возле Ирки, а я оказался между Клоком и Вэком. Выпиваем еще по одной, и я вырубаюсь.
Просыпаюсь от толчков — один за одним, в ритме. Это Клок с Людкой ебутся. В палатке темно, как у негра в жопе. Я делаю вид, что сплю, и скоро опять вырубаюсь.
Снова просыпаюсь от криков снаружи. Клок с Людкой спят, завернувшись в спальник. Высовываю голову из палатки. Наверное, скоро утро, потому что светло. Возле второй палатки стоят Вэк и Ленка.
— Пошли, — говорит он ей. — Не выебывайся.
— Не хочу.
— Пошли.
— Сказала — не хочу. Отстань.
Видно, что оба здорово бухие. Вэк бьет ее кулаком в живот, потом еще.
— Пошли, не выебывайся. Еще хочешь?
— Нет.
— Пойдешь?
— Да.
Он берет ее за руку и волочет в палатку. Я ложусь, но уснуть не могу: представляю себе, как они ебутся. Потом все-таки вырубаюсь.
Утром меня расталкивает Клок.
— Нуты, Гонец, даешь стране угля. Первый вырубился и спишь позже всех. На хуя ты в поход пошел? Водки можно и дома нажраться.
Уже одиннадцать утра. Светит солнце, и жарко. Все сидят на одеяле между палатками и тянут пиво.
— Давайте купаться, — предлагает Ирка.
— Давайте, только надо костер разжечь, — говорит Ленка.
Мы начинаем лазить по окрестным кустам, чтобы собрать хворост для костра. Все мокрое — и носки, и кеды, и сучья, которые мы приносим, но Клок говорит, что все будет нормально. Потом я сажусь рядом с Ленкой. Само собой, ничего не говорю про вчерашнее, пусть не знает, что я все видел.
— Ну, как тебе поход? — спрашиваю я.
— Нормально. Только дождь этот вчера. Мокро. Если бы не он, все вообще было бы классно.
— А купаться будешь?
— Буду.
Клок долго возится с сырыми сучьями, потом все-таки поджигает их. За это время выпиваем еще по одной и запиваем пивом. Снова становится хорошо. Бабы идут купаться, с ними Клок в семейных трусах-'парашютах'. Я не иду, Бык с Вэком тоже.
На Ленке открытый синий купальник, и у нее самая лучшая фигура из всех троих. Когда они вылезают, я подаю ей полотенце, дотронувшись — типа нечаянно — до грудей.
Когда бабы, вытершись, лезут в палатку переодеться, мы выпиваем еще по одной. Я спрашиваю у Быка:
— Ну что, выебал ты ночью Ирку?
— Ага.
Возвращаются бабы, и мы начинаем жарить сало и печь картошку и бухать дальше — и так до самого вечера.
Бык вырубается первым, и я хочу подкатить к Ирке, но она сидит рядом с Вэком, и он что-то ей трындит, а она слушает, раскрыв рот. А Ленка сидит одна, и я подсаживаюсь.
— Что это вы, девушка, скучаете?
Она смеется, и я вижу, что ей уже хорошо дало. Я не знаю, про что с ней говорить, но сейчас это и не надо.
— Пошли в палатку, — говорю я.
— Ну, пошли.
И снова смеется.
В палатке сразу ложимся, и я лезу к ней под кофту, нащупываю груди, потом целуемся — я не умею и вообще не разу еще не целовался, просто присасываюсь своими губами к ее рту. Потом снимаю с нее штаны — она не сопротивляется, только пьяно хохочет.
