Римма Васильевна крепкими пальцами разжала его кулак и взяла болтик.
- Ах, вот оно что, Рыбкин...
- Но он врет! Он его сам отобрал!- отчаянно сказал Максим.
- А почему ты кричишь? Что это за разговор?! Что он у тебя отобрал?
Ты до крови избил железным винтом члена нашего школьного патруля.
- Да неправда!
- Что еще неправда? Ладно, в школе разберемся.
Роза Михаиловна взяла вожатую под руку:
- Знаете, этот Транзин тоже не сахар...
- Разберемся, разберемся...
Они отошли на несколько метров, но Максим услышал, как вожатая говорит:
- Я с таким трудом привлекла Транзина к общественной работе, и если сейчас...
Максима обступили ребята.
- Он теперь тебе проходу не даст, - сообщил Мишка Стременко. Вера Ковальчук сказала:
- У тебя песок на спине. Постой, отряхну. Тыликов пообещал:
- Я Ваське, брату своему, скажу. Если Траизя еще полезет, он ему вделает.
- У меня тоже есть брат,- сказал Максим. - Да я и сам, если один на один... Подумаешь, Транзя...
Римма Васильевна встала поодаль.
- Все сюда! Все ко мне! Едем домой!-громко восклицала она и хлопала над головой ладонями. Хлопки звучали, как выстрелы пистонного пистолета. На локте у вожатой висела желтая сумочка.
В ней лежал Максимкин болтик.
Бой. Продолжение
Когда автобус остановился у школы и третьеклассники высыпали на тротуар, Римма Васильевна велела встать в круг.
- В школу никто не заходит! Там идут занятия, нечего шуметь! Все отправляются по домам. Не забывайте, что послезавтра сбор! Особенно те, кого принимают в пионеры! Готовьтесь! Имейте в виду: у кого не будет белых гольфов и синих пилоток, на сбор может не приходить. Все разошлись! Рыбкин - за мной!
У Максима защемило сердце. Послезавтра - сбор. Все у него готово, и отглаженный галстук висит на специальных плечиках с круглой перекладинкой, чтобы не осталось складок. Да все это, видно, зря.
Вожатая маршировала по притихшим коридорам, а Максим с повисшей головой двигался следом. Они вошли в пионерскую комнату. Там было очень солнечно. Светился желтый лакированный стол, сверкали на тумбочке фанфары, сияли обручи на барабанах. Горячая искра горела на остром наконечнике знамени. Огненным светом полыхало это знамя и отрядные флажки. Настоящий праздник солнца и пламени!
Но это был не его, не Максимкин праздник. И Максим остановился в дверях, тоскливо обводя глазами солнечные стены.
Римма Васильевна дернула от стены пластмассовую табуретку и села у блестящего стола, спиной к окну. Положила перед собой сумочку.
- Что встал в дверях? Иди ближе.
Максим сделал несколько шагов.
- Не отворачивайся и смотри мне в лицо, когда я с тобой разговариваю.
Максим, чувствуя близкие слезы, поднял глаза. Он все-таки поднял. Но лица Риммы Васильевны не увидел. На фоне горящего солнцем окошка лишь темнел силуэт ее головы с кудряшками и острой пилоткой. А маленькие уши просвечивали темно-розовой краской.
- Я жду!- сказала Римма Васильевна.
- Что?- сипловато от подступивших слез спросил Максим.
- Ах, что! Ты не знаешь? Я жду целых пять минут, когда ты соизволишь объяснить свою дикую выходку.
- Он же первый полез, честное слово, - сказал Максим кудряшкам и прозрачным ушам.
- Не лги! Все видели, как ты петухом налетел на него! Сзади!
- Он тоже всегда сзади... Вы ведь самого начала не видели... Спросите у ребят.
- Ты меня не учи! Мне известно, кого и как спрашивать, и я спрашиваю тебя. А за ребят нечего пря...
В этот миг стукнула дверь, и в комнату из-за спины Максима шагнул учитель.
Максим знал, что это учитель физики, а имени его не знал. Он только слышал от Андрея, что это хороший учитель - веселый и справедливый. Но Андрей дома называл его просто 'Физик'.
Физик был молодой, коренастый, светловолосый. Максиму казалось почему-то, что раньше этот учитель служил на флоте. Ему очень подошла бы штормовая куртка с тельняшкой вместо серого костюма и галстука. Правда, ходил Физик без морской раскачки, прямо и легко, даже строго как-то. Но лицо его, скуластое и толстогубое, никогда не было строгим.
Итак, учитель физики шагнул в комнату и встал сбоку от стола. А на стол мягко положил большую блестящую пластину.
- Добрый день, уважаемая Римма Васильевна.
- Что это?- слегка удивилась Римма Васильевна, отразившись, как в зеркале, в никелированной жести.
- Это от глянцевателя, - вкрадчиво сказал Физик. - Полюбуйтесь, что сделали ваши 'фотографы' из штаба друзей природы, которых, по вашей просьбе, я пустил в фотолабораторию.
- Что именно? - недовольно поинтересовалась Римма Васильевна.
- Они изуродовали поверхность. Как прикажете глянцевать на этих царапинах и вмятинах? Кроме того, они сожгли лампу в увеличителе и уронили в фиксаж запасной объектив.
- Куда уронили?
- В раствор гипосульфита. Выражаясь популярнее, в закрепитель.
- Можно с этим чуть позже? Сейчас я закончу один разбор...
- Угу. Я подожду, - сказал Физик и отошел к боковому окну. Там он неожиданно повернулся и внимательно глянул на Максима.
- А это что за юноша в блистательном вицмундире? Это у ваших горнистов и барабанщиков такая форма?
- Не знаю, что за форма, - раздраженно откликнулась Римма Васильевна. - А этот 'симпатичный юноша' сейчас в парке устроил безобразную драку с командиром поста порядка.
- Да неужели? -усмехнулся Физик. И кажется, не поверил. - А на вид вполне воспитанное дитя, только слегка помятое.
- Это 'воспитанное дитя', к вашему сведению, избило одного пятиклассника железным винтом...- Она со стуком выложила из сумочки болтик.
- Я не бил его винтом,- тихонько сказал Максим и ощутил пустоту и безнадежность. Потому что ничего нельзя было доказать. Но он все-таки попытался еще раз: - Я не бил. Это у него был винт. Он у меня его отобрал.
- Совершенно верно! А почему отобрал?
- Ну спросите у него! Я-то при чем? - сказал Максим так отчаянно, что это было похоже на негромкий крик.
- А ну-ка... Ну-ка веди себя прилично, - с тихой угрозой произнесла Римма Васильевна.- Это что такое? - И вдруг крикнула: - Ты как разговариваешь!
Максим вздрогнул. И скорее от испуга, чем от желания спорить, громко сказал в ответ:
- А вы как? Говорили 'разберемся', а сами только кричите.
- Ух ты... - удивилась Римма Васильевна. - А ты, оказывается, орешек... - Она повернулась к физику: - Видите? А мы говорим: 'трудные, трудные'... Самые трудные - не те, кто в туалете курит и с уроков сбегает, а вот такие. Благополучненькие с виду. У них уже язык подвешен, умеют со старшими спорить по всем правилам. Рассуждают!.. А еще собирался в пионеры!
- А может быть, сначала...- заговорил Физик, но вожатая торопливо сказала:
- Хорошо, хорошо. Сейчас разберусь с этим субъектом, и поговорим.
- Поговорим,- согласился Физик и стал лицом к окну. Римма Васильевна отчетливо сказала Максиму:
