редакции?
-- Представляю это зрелище! Нет уж, спасибо, береги силы.
...Потом катил Митя Ельку по Красногорской улице, по Заводскому бульвару, по Пушкинской, вдоль Центрального рынка. То по тротуарам, то по обочинам -- там, где мало было машин. И солнечные пятна плясали на пыльном асфальте, и щекотал губы пух летучих семян, и дурачились в подорожниках воробьи.
И Елька дурачился. От души.
Он опять был в своем 'морском' наряде -- полинялом, но все еще ярком. Свежий гипс на ноге сиял, как сахар. Через ящик на телеге была перекинута доска, и Елька восседал на ней, задрав загипсованную ногу на фанерный край. Время от времени он возглашал:
-- Господа пациенты! Ловите моменты! Пользуйтесь услугами травмопункта на улице Красногорской! Круглосуточное и почти бесплатное обслуживание!
-- Елька, замолчи, дубина!
-- Ага!.. Не верьте, что там кошмары! Лучшие врачи и санитары! Лучшие бинты и вата, если принесете их с собой!.. Покупайте в магазине 'Квант' лучшую пленку для рентгена. Тем, кто купит много -- скидка и подмога! Но для этого сперва поломайте себе ноги!..
Встречный народ веселился. А Мите хотелось провалиться.
-- Елька! Брошу, честное слово! Вместе с телегой!
-- Больше не буду... -- И примолк.
Ну да, примолк. А почему у встречных прохожих все то же изумление и смех? Митя оглянулся.
Этот олух стоял на руках! Да, опирался ладонями о край ящика и о доску, а ногами писал в небе коричнево-белые кренделя. Рубашонка съехала на грудь, и поверх синей майки Митя заметил почтовый конверт -- он косо торчал за резинкой пояса.
Митя сделал зверское лицо. Елька перевернулся в воздухе и ловко уселся на доске. Гипс -- опять на краю коробки.
-- Сейчас врежу тебе от всего сердца...
-- Я же инвалид!
-- А я же не по ноге, а ниже!
-- Всё! Я пе-ре-вос-пи-тался.
-- Что за конверт у тебя на пузе?
-- Письмо... Я вчера из ящика достал и теперь везде с собой ношу... Я хотел тебе показать, только не тут, а дома...
'Смотри-ка, до чего быстро сработала почта!'
-- Ну-ка, дай...
-- Сейчас... Думаешь, почему я веселюсь? Что в школу ходить не надо? Нет! Мить, я из-за письма. На...
Все было как надо, и все же сидела в Мите виноватость. С этим чувством он и достал из конверта мятый бланк телеграммы. На обороте были печатные слова. Одни -- вырезанные из газеты целиком, другие - собранные из букв. Приклеенные желтым клеем. Так, что сразу ясно: письмо это человек спешно мастерил на какой-то сельской почте.
Спасибо тебе братишка
Может когда нибудь увидимся
Митя сложил бланк, затолкал в конверт. Покачал письмо на ладони. Адрес был написан корявыми печатнй1 ыми буквами. На месте обратного адреса -- пусто. А на марке -- штемпель почтового отделения 'Остаткино'.
Позавчера, по дороге в Мокрушино, когда проезжали через Остаткино, не так-то легко было уговорить дядю Сашу, отца и маму завернуть на площадь, к почте, чтобы Митя мог бросить приготовленное заранее письмо в ящик.
'Что за фантазии? Почему нельзя было отправить письмо в городе?'
'Папа, нельзя! Надо отсюда!'
'А что это за письмо?'
'Это секрет! У нас игра такая! Могут у меня быть свои секреты? Да не бойся, мама, тут ничего плохого!'
'Поехали, здесь всего-то пять минут', -- решил дядя Саша, у которого был 'такой же фантазер- придумщик'.
Письмо ушло в ящик с коротким шелестом -- будто со вздохом. И в этот же миг Митю ознобом тряхнула мысль:
'А может быть, это не я, а он отправляет письмо?'
'Как же так?'
'Или... он и я -- это одно и то же... Он -- это я через несколько лет!'
'Нет... Нет! Лучше уж... лучше уж как Жанкин брат Стасик!' -- Это Митя крикнул себе с тем же, наверно, ужасом, что Елька свое: 'Пусть живет Андрейка!'
'А ты уверен, что это л у ч ш е?'
'Я... не знаю... А может, и он, и Стасик, и я -- всё одно?'
'Но п о ч е м у?
'А почему на свете вообще есть т а к о е?
Он передохнул, прислонился лбом к теплому железу ящика.
'Нет! Я Митя Зайцев. Я буду жить и писать сказки!'
'Да? -- словно услышал он со стороны. -- Ну... живи'. -- И пришло непрочное облегчение.
...Конечно, лучше было бы отправить письмо из какого-нибудь приморского города, но Остаткино годилось тоже. Ведь Елька слышал про эту станцию от Домового...
...Неизвестно, сколько продлится Митина и Елькина дружба. Может быть, всю жизнь. А может быть, разведет их судьба (не хотелось бы, конечно!). Но никогда, ни при каком случае, Митя не признается Ельке, к а к появилось это письмо. Тем более, что в письме -- все равно правда!
Если Домовой жив -- он обязательно думает так, как написано. А если... если нет его, то все равно они с Елькой когда-нибудь встретятся. На дорогах страны с придуманным названием Нукаригва.
1999 г.
