в фанерном ящике).
-- Елька, ты где научился так выступать? И акробатничаешь, и жонглируешь...
Он сказал с готовностью, но без веселья:
-- А, помаленьку... отец иногда учил. Он в цирке работал. Сперва акробатом. А потом начал это... -- Елька щелкнул себя по тоненькому горлу. -- Ну и перевели в униформисты... Он мне много чего показывал. А если не получалось -- бряк по затылку: 'Не вешай нос, держи кураж!' Он, когда трезвый, то ничего бывал, не злой...
'Бывал...'
-- Елька, а он что... Его уже нет, да?
-- Есть, только неизвестно где. Мама Таня его поперла из дома год назад. Ну, он появлялся сперва, а потом уехал. Говорят, в Самару...
-- А мама Таня... она твоя мама, да?
-- Ага. Только не родная. Но она все равно лучше всякой. Родную-то я не помню, она от воспаления печени померла, когда я еще ясельный был. Ну, отец и женился на маме Тане.
Митьке бы не соваться в чужие беды. Но и молчать было неловко. И он скованно спросил:
-- Значит, она лучше родного отца? Раз ты с ней...
-- Когда они разошлись, он меня сперва с собой взял. Говорит: подготовлю, будешь в цирке выступать. А скоро начался такой 'цирк'... Связался с какой-то, начали вдвоем керосинить, а меня в интернат... Я там за два месяца такого натерпелся... Слыхал, какая в армии бывает дедовщина? Ну и там тоже... большие парни... Мама Таня меня насилу разыскала и забрала. Без всяких разговоров...
-- Ты ей... купи что-нибудь хорошее, -- неловко посоветовал Митя.
-- Да не-е... Я просто ей все деньги отдам. То есть почти все. А себе куплю только пачку крабьих палочек. Знаешь про такие?
-- Конечно! Я их во как люблю!
-- Я тоже. Пуще всякого мороженого... То есть мороженое я вообще не люблю, потому что ненавижу снег... -- И Елька сильно дернул плечами.
Корсары Зеленых морей
1
-- Во всяких делах есть свои традиции, -- со вздохом умудренного человека произнесла директриса Кира Евгеньевна. -- И в таких вот неприятных -- тоже. Ученик, совершивший какой-либо проступок, сначала, как правило, отрицает свою вину: 'Я -- не я...' Но потом-то истина все равно всплывает на свет. И давай, Зайцев, будем считать, что мы отдали дань традиции и... как поется в одной песне, 'первый тайм мы уже отыграли'. Ты поупрямился, мы это терпели. Теперь пора и к делу... А?
-- Что? -- сказал Митя.
-- Пора честно признаться в своих делах.
-- В каких? -- с тайным злорадством сказал Митя.
Наступило нехорошее молчание -- как повисшая над столом крепкая ладонь завуча Галины Валерьевны. Но ничего не взорвалось, не лопнуло. Очень-очень терпеливо Кира Евгеньевна произнесла:
-- В таких делах, что ты, Дмитрий Зайцев, лицеист седьмого класса 'Л', позавчера не пошел на уроки, а в одиннадцать часов отправился к телефону-автомату, набрал номер моей приемной и сообщил измененным голосом, что в подвале заложена самодельная ртутная бомба со взрывателем замедленного действия...
-- Какая бомба? -- с искренним любопытством переспросил Митя.
-- Ты сам знаешь какая! -- Она уже не помнила, что надо говорить 'вы'.-- Ты сам объяснил подробно! Внутри пороховой заряд, а пустотелая оболочка заполнена ртутью, собранной из градусников.
-- Неужели не понятно, что это вранье! Сколько градусников пришлось бы расколотить!
-- Конечно, вранье. Неумная подростковая фантазия. Но администрация обязана реагировать на к а ж д ы й такой сигнал. Поэтому пришлось эвакуировать все классы и вызвать специалистов. То есть ты добился, чего хотел...
-- А чего я хотел?
-- Сорвать занятия! -- Завуч Галина Валерьевна все же опустила трескучую ладонь. Многоголовый педсовет вздрогнул. И Митя. И все же он спросил:
-- А зачем?
-- Что 'зачем', Дима? -- проговорила 'англичанка'.
-- Зачем мне срывать занятия?
-- Все это мы и пытаемся выяснить -- разъяснила директорша, пытаясь остаться в рамках лицейской сдержанности. -- Для чего ты пропустил занятия, отправился к телефону...
-- Кстати, даже известно, к какому, -- вставил князь Даниил. К заброшенной будке на пустырях у Тракторной усадьбы. Видимо, полагал, что это поможет замести следы.
-- Да как их там заметешь-то! Про эту будку все ребята знают, она одна бесплатная осталась на всю округу! Там по утрам иногда даже очередь собирается! -- Митя сумрачно резвился в душе. Понимал, что шутит с огнем, но... пусть! -- У кого в школе контрольная или прививки, сразу: 'У нас заложена бомба!' Там даже специальная железная кружка есть, во-от такая. Ее ко рту приставляют, и голос меняется, гулкий делается. Как у рапсодов...
-- У кого, у кого? -- поинтересовалась юная музыкантша Яна Леонтьевна (уж ей-то надо бы знать).
-- У древних греческих певцов. Они, когда выступали с пением всяких там 'илиад', снизу приставляли ко рту горшок, и голос разносился, как эхо...
Кира Евгеньевна покивала:
-- Ну, наконец-то. Теперь-то ты не станешь больше запираться? Такое знание деталей вполне доказывает твою причастность...
-- А как оно доказывает? Эти детали хоть кому известны. И телефон тоже...
2
Тут была неточность. Про телефон было ведомо не всем. Ну, пацаны да, знали, а среди взрослых -- лишь некоторые окрестные жители. Потому что будка стояла среди всяких буераков.
И Митя узнал о ней лишь в день 'картофельной операции'. Вернее, вечером.
После торговли вернулся он домой в середине дня и до вечера чувствовал себя победителем. Правда, повесть 'Корсары Зеленых морей' не очень-то двинулась -- несмотря на новую французскую тетрадь и японскую ручку. Написалось меньше страницы. Но Митя решил, что не будет расстраиваться, дождется вдохновения и тогда уж... А пока, чтобы вновь порадоваться, пересчитал оставшиеся после покупки деньги. Было чуть больше семидесяти рублей. Митя на столе придавил бумажки столбиком пятирублевок.
Мама и отец пришли с работы одновременно. Мама зачем-то сразу заглянула в ванну и захотела узнать, 'что? здесь? происходило?'
Митя сообщил, что происходило мытье картошки, которую он, Митя, как ему и было сказано, 'реализовал'. И купил на вырученные деньги необходимую тетрадь. И черную ручку. А оставшиеся деньги он честно вносит в семейный бюджет, чтобы никто больше не считал его бездельником. И широким жестом указал на стол, где лежали ассигнации и монеты.
Была сенсация. Мама забыла, что следует поругаться из-за ванны. Папа покашливал и чесал щетинистый подбородок. Правда, узнав, к а к а я именно выручка, заметил неосторожно, что могла бы она быть и посолиднее. Мама пронзила его в з г л я д о м. А Митя сообщил, что работал с партнером, который обеспечивал транспорт и рекламу. Так что сами понимаете...
Мама и папа захотели узнать подробности. Митя подробности изложил и даже попытался воспроизвести, как Елька на ходу декламировал торговые лозунги.
-- Вот кого надо в литературный класс! А вы зачем-то упихали в лицей меня!
Но и это 'упихали' ему сегодня простили. Потому что была радость. И дело не в заработанной сумме, а в том, что сын впервые совершил с а м о с т о я т е л ь- н ы й п о с т у п о к!
А вечером, около восьми, родители ушли к Юрию Юрьевичу, папиному коллеге, который отмечал десятилетие свадьбы.
Когда уходили, Митя надулся:
-- А мне опять сидеть дома одному.
-- Что значит 'опять'! -- тут же взвинтилась мама. -- Можно подумать, что мы каждый вечер ходим по гостям! Собрались в кои-то веки! А ты, значит, маленький и боишься побыть дома один?
-- Не боюсь, а скучно.
