Ч а с т у х и н. Что же это такое, товарищи? Как он со мной говорит? Я не хочу его слушать. Мне не приходилось выгонять людей из дому, так что вы, пожалуйста, оставайтесь, но разрешите мне уйти... Я так не могу. (В волнении убегает в глубь дома.)
Общая растерянность.
К а с а т к и н. Ребятки, ну как так можно? Вот, ей-богу, люди! - не умеют говорить спокойно.
Н и к о л а й (встал, говорит очень тихо). Ну вот что, Толя, иди, проси прощенья.
В о с т р и к о в. Ты - не командуй.
Н и к о л а й. Иди, иди. Скажи: простите меня, дурака. А не простит сразу - еще раз попроси.
В о с т р я к о в. Может, еще на колени стать? Нет, уж это вы простите. Пускай я груб, зато ты чересчур ласков. Вопрос принципиальный. Опорочить метод не дам - драться буду. Ты - как знаешь, а в своей новаторской роли недооценивать не позволю!
Н и к о л а й. А я тебе говорю - иди. Скажи спасибо за науку, за правду, за то, что от стыда избавил. Николай Иваныч!
К а с а т к и н. Слушаю, родной.
Н и к о л а й. Давай обратно рукопись. И - кончай шумиху. Поигрались и хватит. Отбой.
К а с а т к и н. Что? Не дам. Хоть дерись - не дам. Шуточное дело возглавили движение, весь мир на нас смотрит, а мы вдруг на попятный? Да это же политический скандал, мы с тобой костей не соберем.
Н и к о л а й. Ничего, переживем. А людей с толку сбивать - это лучше? Я писем получаю что ни день, то больше, - а что отвечать?
К а с а т к и н (в отчаянии). Ребятки! Микола, Толюшка, послушайте меня, я вам дурного не скажу. Ну, мне-то вы верите? Толечка, родной, я тебе прямо скажу - ты погорячился. Вячеслав Алексеевич замечательный человек, честнейший, но он недопонимает. Он сам ученый человек, кандидат наук, у него склад ума теоретический, а мы с тобой люди рабочие, практики, мы не научные труды пишем, а подымаем производительность труда. В указах правительства вот именно говорится... (Роется в портфеле.) 'За разработку и широкое внедрение новейших методов...'
Н и к о л а й. Правильно. А метод не разработан, опыт не внедрен. На год работы.
В о с т р я к о в. Год! Маленький ты, что ли? Перехватят идею, а мы останемся в стороне. А приоритет? Я не о себе хлопочу - о заводе.
К а с а т к и н. Коля, голубчик, молчи, не отвечай. И тебя люблю, но ты тоже неправ. Я тебе объясню почему. Потому, что ты смотришь на вопрос со своей, так сказать, сугубо индивидуальной колокольни. А я вижу его с государственной колокольни и торжественно заявляю тебе: Коля, родной, ты не имеешь никакого морального права забирать рукопись. Я тебе поражаюсь, тезка! Пойми: ты - наше знамя.
Н и к о л а й. Что? Какое знамя?
К а с а т к и н. Знамя движения. И я не могу допустить никакого ущерба твоему авторитету, не могу давать пищу отсталым элементам... Поверь: мне с государственной точки зрения виднее...
Н и к о л а й. Знаешь что, Николай Иванович? Брось звонить. Ты, конечно, ответственный товарищ, но ведь я тоже не лавочку держу. Почему это ты можешь государственно мыслить, а я не могу? Почему ты знаешь, чего хочет государство, а я не знаю? А я вот чувствую, что не ты прав, а я. А раз я прав - стало быть, я говорю от имени государства, а не ты.
В о с т р я к о в (ехидно). Кажется, французский король Людовик этак говорил: 'Государство - это я'.
Н и к о л а й. Не знаю, почему он так говорил, а я, слава богу, не король - я за свои слова отвечаю.
Л ю д м и л а. Знаешь, Толя, был еще другой Людовик, похуже. Тот говорил: 'После меня - хоть потоп'.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Верно, Милка! Был такой, только вот я его номер позабыл. Не ему ли, в аккурат, башку-то оттяпали?
В о с т р я к о в. Понятно. Семейство Леонтьевых выступает единым фронтом. Знаете что, Людмила Прокофьевна, давайте поговорим начистоту. Я вашими намеками сыт по горло.
Л ю д м и л а. Намеками?
В о с т р я к о в. Да. Я себя с Миколой не думаю равнять, но из милости состоять при их особе я тоже не желаю. Я себе цену знаю, и не будь меня еще неизвестно, как бы дело обернулось, ржавел бы он, как чудак, в неизвестности... (Николаю.) Отбой бьешь? А меня ты спросил? На меня ты плюешь, ладно - Лару все-таки не грех бы спросить, она книгу-то писала.
Н и к о л а й. Что ты о Ларе беспокоишься? Скажи ему, Лара.
В е н ц о в а. Я не хотела говорить при всех... Я не оправдываю грубости Анатолия, но мне она кажется более понятной и простительной, чем ваша растерянность при первом же натиске. Вы вели себя, как тряпка.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч (тихо). Та-ак. Из знамен да в тряпки. Скоро.
Н и к о л а й (Венцовой). Так? Ну, ладно, с вами у меня отдельный разговор будет, а вот Толе я отвечу. Слышали, как он заговорил? Меня, мол, не спросили. Верно, нехорошо. Это ведь оттого, Толя, что до сей поры ты со мной не часто спорил, - поневоле избалуешься.
К а с а т к и н. Коля, родной, вот за это хвалю - самокритично подходишь. Ребятки, помиритесь...
Н и к о л а й. Это плохо, когда люди не спорят. Зато как заспорили все вдребезги. Ну что ж, дело поправимое - мы не наглухо склепаны, разойдемся без аварий. Делить нам нечего, разве что славу делить захочешь, так и тут недоразумений у нас не будет - забирай хоть всю, а я, признаться, сыт. Я тебе не препятствую: выступай с речами, снимайся в фас и в профиль, хочешь книгу печатать - вали, только чур за одной своей подписью.
В е н ц о в а. Вы с ума сошли, Коля? А как же вы?
Н и к о л а й. А я, Ларочка, устал от шумного света - и с завтрашнего дня возвращаюсь в исходное положение. Отработал смену - и домой. Заходите, если не скучно с простым рабочим, - адрес прежний. А то выходите за меня замуж, Лара? Зарабатываю прилично, во хмелю смирен, только вот что в знатные не вышел.
В о с т р я к о в. Ну ладно. Пора кончать... (Вскочил и быстрыми шагами вошел внутрь дачи.)
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Не расстраивайся, Микола. Будем жить, как прежде жили. От цирка этого подальше - оно даже лучше.
Л ю д м и л а. Перестань, папа. Ты опять за свое? (Подошла к брату.) Мы с тобой к экзаменам будем готовиться, верно, Миколушка?
К а с а т к и н (прислушивается). Пошел все-таки. Не выдержал. Уговорил я его. Вот, ей-богу, люди! Шумят, нервничают, а чего? Сами не знают.
Н и н а П а в л о в н а (перестала стенографировать, встала и тоже прислушалась). Товарищи, до сих пор я ни во что не вмешивалась, даже когда Востряков оскорблял моего мужа. Но я решительно требую, чтобы Алексея Георгиевича оставили в покое. Скажите Вострякову, чтоб он не смел к нему ходить.
Но уже поздно, в дверях появился Плотовщиков. За его
спиной - Востряков.
П л о т о в щ и к о в (отыскал глазами Николая). То, что мне сейчас сказали, - правда?
Н и к о л а й. Правда.
П л о т о в щ и к о в. Как хорошо! Прямо диву даешься: рабочий, кандидат в члены великой партии большевиков, новатор производства, через пятилетки шагает, а чуть погладили его против шерсти - он и скис: 'Ничего не хочу, ничего не желаю - отpaботал смену - и домой!' Такой скромный, такой простой... Только меня не проведешь. Бывает скромность паче гордости, простота хуже воровства. (Старику.) Это ты парня мутишь, я тебя насквозь вижу... (Николаю.) Ты брось фокусы. Незаменимых нет. Я ведь не погляжу, что мы в свойстве...
Н и к о л а й. Знаете что, Алексей Георгиевич? Вы думайте про меня что хотите, а голоса не повышайте - понятно вам? Я вас очень уважаю, но я сегодня выходной - и не желаю.
П л о т о в щ и к о в. Ловко! Что же, по воскресеньям твоя коммунистическая совесть спит? А еще хочешь быть членом партии! А ты знаешь, что такое коммунист? Настоящий коммунист - это человек, который в коммунистическом Завтра был, видел счастливую гармоническую жизнь на земле, прикоснулся уже к этой жизни... Что смотришь, думаешь, я заговариваться стал? В мыслях своих переносился, внутренним взором видел, сердцем прикоснулся. И отпущен он оттуда на короткий срок, для того чтоб
