Про еду они забыли. Толстяк делал частые затяжки.
– Нет, гиблое это место, – покачал он головой. – Мне еще в прошлом году Сема говорил. Хороший мужик был, нож мне подарил. А я его вчера посеял.
– Немудрено, – хохотнул очкарик и обтер бороду, на которую пролилась водка. – Ты ж вчера полдня где-то провалялся, как свинья.
– Сам ты свинья, – без всякой обиды в голосе ответил толстяк. – Уж и попробовать нельзя, чего студент тут наварил…
– Наварил чего надо! – хмыкнул очкарик. – Пускай теперь сам попробует, а то больно умный стал.
– В прошлом году, Сема говорил, тут Черный Лесник бродил, – вдруг сказал толстяк.
Ребята затаили дыхание, вслушиваясь в каждое слово.
– Сказки, – отмахнулся очкарик. – Или глюки были у твоего Семы.
– Пожар – это, по-твоему, глюки? Чуть не взорвались вместе с этим долбаным джипом. Да я вчера сам этого Лесника видел! Когда под кустом валялся… Очнулся, а он у меня пульс щупает. Вот тут, как у мертвого. – Толстяк дотронулся до сонной артерии. – Хорошо, я просек, что рыпаться не надо. Глаза еще больше закатил…
– Ну, вчера ты и самого черта мог увидеть.
– Что с тобой говорить, – отмахнулся толстяк.
Он достал еще одну папиросу и прикурил ее от предыдущей.
– Эй, эй, полегче! – предостерег его очкастый. – Накуришься, опять будешь ржать на весь лес. Разбудишь Самвела, он тебя враз вырубит! Да и мне несдобровать…
– Не боись… Я сам вырублюсь. Устал. Кайф идет…
Толстяк шептал уже чуть слышно. Очкастый смотрел на него, недобро ухмыляясь. И не забывая прихлебывать из бутылки.
Для Пашки с Саней время шло томительно. Они поглядывали на котел с едой. Вот бы уснули эти двое, может, удалось бы осторожненько утащить котелочек!
Костер угасал. Вот уже только слабый огонек перебегает над углями… На поляне становилось все темнее, и только из палаток сочился сумрачный свет: там были включены какие-то несильные светильники. Очкастый сходил в маленькую палатку – наверное, подготовил себе место для ночлега. Потом он вернулся к костру, поглядел на сопящего толстяка, пробормотал:
– Не сдвинешь такую тушу… А, пускай тут прохлаждается!
Он что-то покрутил в наручных часах, глянул в сторону джипа, вернулся в палатку, уселся на самом пороге и долго смотрел на угасающий костер. Потом откинулся навзничь.
– Будильник себе поставил, – шепнул Пашка. – Наверное, хочет вздремнуть часик-другой. Подождем, пока они хорошенько уснут…
– А этот, в джипе? – засомневался Саня.
– Да тоже, наверное, дрыхнет, – предположил Пашка. – Они же все, слышал, уверены, что находятся тут одни. Остров – он и есть остров.
– Но этот же толстый говорил, что к нему Черный Лесник подходил, пока он валялся. Значит, он где-то рядом.
Саня вздрогнул от этой мысли.
– Да, как-то странно он их пасет, – проговорил Пашка. – Но не думаю, что он все время где-то рядом… Отдыхает скорее всего в каком-нибудь логове. Но в любом случае не будем спешить.
– А что ты вообще хочешь делать? – не выдержал Саня. – У меня уже все окаменело от этого лежания.
– Да тихо ты! – одернул друга Пашка. – Арсения спасать надо. Это ж к нему они в палатку ходили. А теперь оттуда ни звука…
Небо просветлело: выкатилась полная луна. Засеребрились верхушки елочек. Это было кстати: все-таки можно было разобрать дорогу.
– Эх, поесть бы! – мечтательно проговорил Пашка, бросая взгляд в сторону котла, так и оставшегося нетронутым. – Но не будем отвлекаться. И без того – унести бы ноги…
В ночной тишине отчетливо слышалось посапывание уснувших бандитов. В джипе давно уже затихла музыка.
– Пора! – шепнул Пашка.
Двумя тенями ребята скользнули мимо погасшего костра и юркнули в большую палатку. В ней светила невыключенная маленькая лампочка – совсем как светлячок. Сверху через пластиковое окошко добавляла света луна.
– Не двигайся, – еле слышно шепнул Пашка, – чтобы ни на что не напороться. Надо осмотреться вначале. Сейчас глаза привыкнут…
Саня наступил на что-то мягкое. Если бы он не зажимал себе рукой рот, то никак не смог бы удержать вскрик!
Даже без всякого привыкания было видно: на земле неподвижно распростерся человек. Рука его, неестественно выгнувшись, была направлена вверх…
Глава ХIII
