скомандовал Барсук.
И солдаты прибавили шагу.
— Вы устали. Зачем спешить? Я, слава богу, не опасно, кажется, ранен!.. — промолвил Венецкий.
— Не велика беда для нас, ваше благородие, и устать маленько. Тоже и мы люди! — отозвался Барсук.
— Кабы все были такие господа, как вы! — заметил другой солдат. — Вы тоже нашего брата жалеете!..
«За что? За что они так добры ко мне? — подумал Алексей Алексеевич, умиляясь над наплывом теплого, хорошего чувства. — Что я для них сделал?»
Он пережил одну из тех редких минут, которые потом никогда не забываются. Каким недостойным казался он себе в эту минуту перед этими простыми людьми, которых не теснит только тот, кому лень, готовыми только за доброе слово, за человеческое обращение отплатить сторицей.
«А мы… мы чем им отплачиваем?»
И перед ним пронеслись картины одна другой печальнее, одна другой возмутительнее…
— Вот и перевязочный, Алексей Алексеевич! — проговорил Барсук над головою Венецкого.
Солдаты остановились среди болгарской деревни, перед домом, на крыльце которого развевался флаг с красным крестом. У крыльца, освещенного фонарем, суетился фельдшер и стояла куча легко раненных солдат.
— Неси сюда!.. — крикнул фельдшер.
Венецкого принесли в довольно большую комнату, освещенную свечами и фонарями. В комнате было душно и смрадно, несмотря на отворенные окна. На полу, устланном соломой, лежали рядами раненые, и комната оглашалась стонами и жалобами. У двух больших столов, посреди комнаты, доктора с засученными рукавами, в кожаных фартуках, работали над человеческим мясом; фельдшера с полотенцами стояли около… Венецкий с ужасом взглянул на этот приют людских страданий. «На воздухе так хорошо было, а здесь так скверно!» — испуганно подумал он, и ему хотелось скорей на воздух.
Солдаты в нерешительности остановились, не зная куда идти.
В это время свежее румяное женское лицо заглянуло в носилки. Венецкий заметил мягкий взгляд, брошенный на него, и услышал тихий голос, обращенный к солдатам:
— Сюда несите. За мной!
Его пронесли к стене, в дальний угол, бережно опустили носилки и положили на солому рядом с другим раненым офицером.
— Воды, бога ради, воды! — простонал раненый, увидя сестру.
— Сейчас… сейчас я вам принесу пить, голубчик… Потерпите секунду! — говорила сестра, участливо взглядывая на раненого…
Тот ответил благодарным взглядом, перестал стонать и, взглянув на нового соседа, спросил:
— Вы куда ранены? Легко?
— В ногу. Кажется, легко.
— И я в ногу осколком гранаты, но тяжело!.. — с завистью в голосе произнес он. — Господи!.. какая мука!.. Скорей бы доктор осмотрел, а то долго как! — снова застонал он.
— Я сейчас приду к вам! — обратилась сестра к Венецкому, — сию минуту! И вам воды принесу! — сказала она соседу.
С этими словами она торопливо ушла.
— Прощайте, ваше благородие! — проговорил Барсук, наклоняясь над Венецким.
— Спасибо… всем вам спасибо! Никогда не забуду, что вы для меня сделали…
Он протянул руку и крепко пожал руку Барсука.
— Кланяйся всем… Еще раз спасибо!
— Скорей, ваше благородие, извольте поправляться! — участливо сказали солдаты и ушли прочь.
Венецкий проводил их глазами и терпеливо стал дожидаться прихода сестры. Кровь лила из его раны.
Не прошло и минуты, как около него уже положили нового соседа, совсем мальчика, белокурого юнкера. Он был как смерть бледен, глядел испуганным, умоляющим взглядом и все хватался рукой за бок и вздрагивал, когда в комнате раздавались отчаянные стоны…
Пришла сестра и сделала Венецкому перевязку. Боль была ужасная, но он терпеливо переносил ее. Он взглядывал на сестру, стараясь по лицу ее угадать, как опасна рана.
— Сестра… скажите… моя рана опасна? — наконец решился спросить Венецкий.
— Нет… Нисколько!.. Сейчас доктор осмотрит вас!..
— Сестра… Сестрица!.. Помогите мне!.. Если б вы знали, как я страдаю! — проговорил юнкер.
— Сию минуту, голубчик… Вот только с ними кончу… Вот и готово.
Она уже снимала шинель с мальчика-юнкера, наклонившись над ним. Венецкий заметил, как вдруг лицо ее стало угрюмо, и он понял, что рана бедного мальчика опасна.
— Голубушка! Скажите, ведь я… я буду жить?.. — спросил он робким, тоненьким голосом.
— Разумеется!.. — отвечала сестра, не глядя на него.
— Мне ведь вынут пулю? да?.. Но отчего ж так тяжело… горит внутри… везде горит… Дайте мне пить… пить… Скорее!
Сестра пошла за водой, а мальчик вдруг заплакал:
— Ах! Мне не жить. Я это чувствую… Боже, как тяжело!
Он вдруг весь вытянулся, отчаянно замахал рукой, хотел приподняться и в бессилии опустился на изголовье… Он тяжело, прерывисто дышал… глаза его стали мутнеть…
Пришла сестра, поднесла ему воды, но мальчик уже был мертв. Его тотчас же унесли.
Сосед продолжал стонать и жаловаться, что долго не осматривает доктор.
Наконец его понесли и положили на стол. Доктор стал возиться около него.
Венецкий смотрел на стол. Он увидал, как при свете блеснул какой-то нож и услыхал какие-то отрывистые стоны: «Ах, не надо… Нельзя так. Доктор… доктор, ради бога, не надо!» Затем все смолкло… Через несколько минут что-то скатилось на пол. Венецкий увидал окровавленную ногу и зажмурил глаза.
Пришли за ним. Ему стало страшно, когда его положили на стол и он увидал серьезное, вспотевшее лицо доктора. Руки его были все в крови. Он закурил папироску и отдыхал, пока с ноги Венецкого снимали перевязку.
Доктор наклонился, пощупал руками около раны, подавил вокруг нее, потом взял зонд и запустил в рану.
— Больно? — спросил он его добродушно.
— Больно.
— Ну, это не беда. Поздравляю вас… Вы ранены очень счастливо… без повреждения кости! — весело сказал он и, обратившись к сестре, проговорил:
— Сделайте ему перевязку. Его можно сегодня же везти в госпиталь. Недель через пять будете совсем здоровы! — обрадовал он Венецкого, махнув ему головой. — Следующего! — крикнул доктор.
Венецкого унесли, и место его на столе было тотчас же занято.
— По счастию, я не ошиблась, когда сказала вам, что ваша рана не опасна! — ласково улыбаясь добрыми глазами, говорила сестра, оканчивая перевязку. — Вас сегодня же увезут в госпиталь. Там вам будет хорошо…
Венецкий благодарил сестру за ее ласковые слова, и, когда она окончила перевязку, он взял ее руку и поднес к своим губам.
— Что вы? что вы? — прошептала, конфузясь, сестра. — Не за что!
— И за себя и за других! — промолвил Венецкий.
— Не надо ли вам чего?..
— Ничего не надо… Только бы отсюда скорей.
Его тотчас же унесли в другой дом, где было несколько раненых. На следующее утро он уже ехал с
