– Вы не знаете, какой сегодня день?
– Золотко, когда валяешься в постели, один день становится похожим на другой.
– Ах, вон как! Сегодня вторник.
– Вторник. А в Акапулько вам надо быть к пятнице.
– Точно, в пятницу. Я бы не посмела появиться там раньше.
Грофилд кивнул.
– Ну что ж, – сказал он. – Возможно, в этой части вы правдивы. Акапулько в пятницу.
– Что значит «в этой части»?
– Это значит, что все остальное – просто вранье, золотко. Я помню, что Эдвард Арнольд всегда играл Большого Эда Фицджералда. И Бродерик Кроуфорд, кажется, раз-другой делал это, не так ли? Шелдон Ленард всегда был слишком мрачен…
Девушка вскочила с кровати.
– Не надо издеваться надо мной. Я одна как перст, никто мне не поможет…
– Да бросьте вы!
– А сами-то! Я полагаю, уж вы-то собирались рассказать мне правду!
Грофилд осклабился и покачал головой.
– Как бы не так. У меня заготовлены для вас три обалденные истории, которые ждут своей очереди, и в каждой из них фигурируют одни звезды.
– Думаете, раз вы неисправимый лгун, то и все другие тоже?
– Да нет. Только вы.
Она открыла было рот, чтобы сказать ему пару ласковых, но в этот миг дверь распахнулась, и опять появились три головореза, все с пистолетами. Тот, что прежде вел переговоры, произнес:
– Привет, мисс Фицджералд. Вы, кажется, потерялись? – Он посмотрел на Грофилда, поцокал языком и добавил:
– А ты враль. Надо бы провести воспитательную работу.
Глава 4
Грофилд сказал:
– Идите-ка вы все по домам, ребята. Вечеринка начнется только в пять. Я даже еще не вытряхнул окурки из пепельниц.
Говорливый парень покачал головой и сказал:
– Ты очень забавный человек. Я бы подержал тебя при себе, чтобы ты веселил меня, когда мне грустно. Ты способен идти на своих двоих?
– Недалеко, – признался Грофилд. – Скажем, до горшка и обратно.
– Скажем, к лифту и наверх. Одевайся.
Один из двух других, до сих пор молчавший, сказал:
– Может, грохнем его? Так гораздо проще. Болтун страдальчески посмотрел на него и покачал головой.
– Чтобы гостиница кишела легавыми? – возразил он. – Очень умно.
– Он может выпасть из окна. Больной, голова закружилась, да мало ли что.
– Это у тебя кружится голова. Мертвый – он и есть мертвый, все равно сюда понабегут легавые. Парень – лежачий больной, что ему делать у окна?
Грофилд сказал:
– Вот именно. Втолкуйте ему. Я на вашей стороне. Болтун посмотрел на него.
– Тогда почему же ты не одеваешься? Девушка предложила:
– Мне отвернуться?
– Да уж, пожалуй. А то я весь в синяках.
Она скорчила гримасу и отвернулась.
Грофилд медленно выбрался из постели, он чувствовал себя хоть и слабым, но все же способным передвигаться. Онемение, наступавшее после сна, уже проходило, но сил по-прежнему не было. Брюки его весили целую тонну, а пальцы казались толстыми, вялыми и дрожали.
– Что-то ты очень медленно, парень, – сказал Болтун. – Я уже начинаю жалеть, что не согласился на окно.
– Я давно не практиковался, – сказал ему Грофилд. Он чувствовал, как на лбу выступает испарина и пот стекает по спине и по груди. Дрожь распространилась от пальцев на руки, от натуги у Грофилда закружилась голова.
– Позвольте мне помочь ему, – вызвалась девушка.
– Валяйте.
Она застегнула ему сорочку, надела туфли и завязала шнурки, сунула руки в рукава пиджака и набросила галстук на шею.
– Ну вот, – сказала она. – Вы красавчик.
– Но в полночь я должен покинуть бал, так? Иначе вся эта одежда превратится в горностаевый мех и шелк. – Он испытывал необыкновенную легкость, будто накачавшийся наркотиками правитель какого-то карпатского герцогства. В голове звучала музыка, какая-то немыслимая смесь Берга и Дебюсси. Одежда казалась увесистой и вполне могла сойти за облачение принца с пристегнутой к поясу шпагой.
– Идем, – сказал Болтун и взял Грофилда под локоть, причем довольно грубо.
Грофилд глубоко сожалел о своем состоянии. Он попал в переплет, ужасный переплет, ни причин, ни смысла которого понять не мог. Сейчас бы ему быть здоровым и начеку, но вместо этого он в полуобморочном состоянии и ничего не соображает, балансируя на краю могилы в окружении горилл, которые в любое время могут столкнуть его туда, стоит им только захотеть. Теперь, когда Грофилд стоял стоймя, шел, шевелился, он гораздо острее отдавал себе отчет в собственной слабости и уязвимости, чем когда удобно лежал в постели.
Сейчас его вели к двери, и вдруг одна мысль четко и ясно прорезалась в голове, и он сказал:
– Мой чемодан.
Грофилд повернулся было к нему, но его по-прежнему тащили прочь.
– Он тебе не понадобится. Ты сможешь за ним вернуться.
Вон он, лежит в изножье кровати. Он был закрыт, но не заперт.
Грофилд услышал, как девушка сказала:
– Я могу понести его.
Это ему понравилось, но тут Болтун сказал:
– Я ведь говорил: чемодан ему не пригодится. Он останется тут, чтобы горничная видела, что жилец не съехал. В субботу он сможет за ним вернуться.
– Ты подонок, – сказала девушка, и даже в полуобморочном состоянии Грофилд понял, что ее ужалило слово «суббота» и что его произнесли именно для того, чтобы уязвить девушку. Стало быть, как он и предполагал, в пятницу ей и впрямь надо где-то быть. В Акапулько? Возможно.
Болтун бубнил у него над ухом:
– Ну на кой он тебе, а? Твою зубную щетку мы уже взяли из ванной, а ты все равно будешь лежать, в постели, так не все ли тебе равно?
Грофилду достало ума кивнуть.
– Это не имеет значения, – сказал он, и его вывели из комнаты, а чемодан остался.
ЧАСТЬ II
Глава 1
Простите, – сказала она.
– Простите? – удивился он. – За что? В чем вы раскаиваетесь?
– Вы сердитесь на меня, – сказала она.
– Дайте еще сигарету, – попросил Грофилд. Свои «Деликадос» он оставил внизу.
Они находились в номере прямо над его прежней комнатой. Головорезы сняли «люкс» из трех спален, и эта комната располагалась посередине. Дверь в коридор запиралась на два замка, и ключа не было, поэтому они могли ходить только по смежным комнатам.
Разумеется, оставалась возможность выбраться в окно, но громилы забрали все постельное белье и
