Потом нарвали в тени за квадратной башней мелких здешних цветов — желтых и синих — и унесли в подвал Дугу...
Прилетела Птица, ласково посмотрела на нас, пощелкала: 'Здравствуйте...'
Я вдруг подумал: 'Какое счастье, что Птица есть, на свете!'
Счастье, что я ее встретил тогда в лесу.
Счастье, что она такая добрая и умная.
Сколько раз она спасала меня и моих друзей! А мы? Как могли мы ее отблагодарить?
Но Птица не требовала благодарности. Она терпеливо ждала, когда мы привяжем качели и устроимся на доске.
Мы сели.
— Лети, Птица! — сказал я. — Сразу лети выше, чтобы в нас не попали пули!
Она рванулась. Мы вцепились в веревки.
Воздух обнял нас упругими потоками, откачнул назад, зашумел в ушах. В этом шуме нельзя было услышать ни выстрелов, ни свиста пуль. Поэтому не знаю, стреляли в нас или нет.
Я посмотрел вниз. Бастионы были уже далеко и делались все меньше. Становились похожими на песочную крепость, которую когда-то я строил для пластмассовых солдатиков.
Юго-западный ветер
Мы прилетели в Синюю долину под вечер.
Ух как обрадовались нам ребята! Они обнимался меня и Юльку, будто мы не виделись тыщу лет. И Юлька оттаял. Конечно, он по-прежнему ходил невеселый, но от ребят не прятался и несколько раз даже улыбнулся.
...Горе немного отступило, отодвинулось. Оно было еще близким, но не давило нас, как в первый день. Дуг остался далеко-далеко, в скале под бастионами, Юлькиной беде тоже нельзя было помочь, а время шло, и приходилось думать, как жить дальше.
Мы поселились в доме лесника, недалеко от брошенной деревни. Дом был большой и крепкий еще, только крыша немного прохудилась. Мы заделали ее старыми досками, оторванными от забора.
Говорят, раньше люди жили в долине спокойно. Ядовитый туман стал появляться лет сто назад, после землетрясения, и тогда жители поспешно ушли в другие места. В домах осталось много утвари.
В доме лесника сохранилась посуда, мебель и каменный очаг. В сумерки мы поужинали, уложили малышей, а сами сели у очага. Потрескивал огонь, булькал котелок с грибной похлебкой на завтра. Малышня посапывала на плетеных лежанках. Соти постукивала деревянной ложкой в глиняном кувшинчике — готовила какое-то снадобье. Было спокойно и уютно. И все-таки очень грустно.
Юлька сидел на полу у края очага и прижимался щекой к закопченному камню. От огня у него золотились ресницы...
Осторожно подошли Винтик и Уголек. Винтик присел в ногах у Галя, и тот ласково запустил в его растрепанные волосы пятерню. Так же, как недавно это делал Дуг. Уголек притерся боком ко мне.
И все молчали, молчали. Огонь догорал, искорки на Юлькиных ресницах погасли. Галь сказал наконец Винтику и Угольку:
— Шли бы спать. А то завтра не встанете и не увидите туман...
Они поднялись и, непривычно послушные, тихие, пошли к лежанкам. А остальные сидели, хотя тоже собирались проснуться на заре, чтобы посмотреть на появление синего тумана.
Говорили, что это очень красиво. Когда над кромкой скал появляется солнце, среди росистой травы и у расщелин камней как бы вспыхивают язычки синего пламени и появляются голубые дымки. Они крутятся, колеблются, делаются похожими на разных зверей и человечков. А когда солнце встает повыше, таинственный этот туман растекается в воздухе и тает...
Да, наверное, это красиво. Пока... А потом? Что будут делать ребята через несколько лет, когда воздух Синей долины станет для них смертельным?
Я не выдержал и шепотом спросил об этом Галя.
Он будто ждал вопроса, не удивился.
— Мы не будем ждать, когда вырастем, — жестко сказал он. — Мы только подрастем. Пускай малыши наберутся сил...
— А потом?
— На острове не одна крепость. В других тоже сохранились пушки. Есть, наверно, и порох.
Юлька нервно шевельнулся, посмотрел на Галя, потом на меня.
— А если не найдем порох, все равно... — добавил Галь. — Вы научили нас делать луки...
— Стрелы против пуль? — еле слышно спросил Юлька.
— Ничего, — сказал Галь.
А Шип с усмешкой заметил:
— Смотря какие стрелы. Соти придумает, чем помазать наконечники...
Утром никто не увидел тумана. Среди ночи пришел в долину ровный плотный ветер. Гнул верхушки деревьев, прижимал траву и слизывал туман, едва он выступал из-под земли.
А небо оставалось ясным, и над Синей долиной занимался чистый рассвет.
Потоки воздуха разлохматили нам волосы, когда мы вышли на прогнившее крыльцо.
Галь печально сказал:
— Ну вот, начался он, юго-западный ветер. Пора вам, Женька, домой.
'Домой!' У меня будто все нервы рванулись в дальнюю даль, к горизонту. Неужели пришло время для такого счастья?
И сразу же стало не по себе: а как же ребята?
Юлька стоял рядом и смотрел в землю. У него было очень странное лицо — бледное с красными пятнами. Он царапал доски крыльца рваным своим башмаком. Так царапал, что отлетали гнилые щепочки...
— А как же вы... — пробормотал я, не решаясь взглянуть на Галя.
Он сказал:
— Ну, что — мы... Это наш остров. А у вас есть своя земля.
Юлька резко вскинул голову, а мне обожгло щеки.
— Ты что... — проговорил я. — Ты думаешь, что если мы... если не отсюда, то нам все равно? Мы же столько вместе...
Галь стоял передо мной прямой, строгий, тонкий, и ветер трепал у него над плечами остатки синей куртки. Я решил, что сейчас он скажет: 'Конечно, мы были вместе, но лучше бы вас не было...' Но он покраснел, как-то обмяк и виновато заговорил:
— Ты разве не понимаешь? Вам же в сто раз опаснее, чем нам. Если мы попадемся, нас запихают в приют, вот и все. А вас главный суд острова приговорил к смерти.
— Как же мы попадемся? Сам говорил, что слуги Ящера сюда не сунутся.
— Кто их знает... Вдруг придумают маски от газа?
Ничего себе, успокоил! Я спросил с тревогой:
— А почему ты думаешь, что вам ничего не сделают, если поймают?
— Не посмеют. Закон не позволяет убивать детей, которые родились на острове.
— Дуга убили...
— Он был уже большой.
— В Точку стреляли.
— Ну... это, наверно, случайно...
Я вздохнул и отвернулся.
Галь не успокоил меня. Да, по-моему, и сам он не верил тому, что сказал.
— Надо лететь, Жень... — опять проговорил Галь. — Вас дома ждут.
