— Надо быть человеком — вот и вся Истина, — сказал я. — Понимаешь? Че-ло-ве-ком! А ты червяк! Сидишь в своей норе, и на всех тебе наплевать... Ну и сиди, пока не сдохнешь!
Я взял Юльку за руку, и мы пошли. Долго шли, потому что успели убежать далеко, когда перепугались шагов.
У дерева с гнездом нас дожидалась Птица.
Мы мчались в потоке теплого зюйд-веста, но не замечали его: Птица летела быстрее ветра. Встречный воздух трепал наши волосы и упруго отталкивал нас вместе с доской и веревками. Мы сидели как на качелях, которые сделали взмах назад и не могут опуститься.
Лес кончился, и внизу распахнулось пространство ярко-синей воды. Но это еще не было открытое море — вдали виднелся высокий берег. Птица несла нас над заливом.
Волны с белыми барашками с высоты казались неподвижными. Среди этих замерших волн я увидел черную лодку и разглядел в ней двух человек. Один греб, а другой сидел на носу и держал не то палку, не то короткое весло.
Сквозь шум встречного воздуха я услышал Юлькин вскрик:
— Женя, берегись!
Чего беречься? Я не понял. А человек на носу лодки поднял палку, и над ней появился маленький белый дым. Ах вот что! Напрасно стараетесь, голубчики! Разве можно прицелиться с прыгающей лодки по стремительной птице? Вот мы и пронеслись, а вы болтайтесь там среди волн.
Над лодкой опять вспыхнул дымок. Что-то сильно щелкнуло по доске. Между Юлькой и мной в дереве появилось круглое отверстие, края у него ощетинились щепками. Я невольно поджал ноги, будто это могло спасти от пуль. Посмотрел на Юльку. У него глаза были громадные от страха (да и у меня, наверно, такие же). Мы разом оглянулись на лодку. Но она уже скрылась за гребнями.
— Пронесло, — сказал я. Юлька облегченно улыбнулся и кивнул.
В это время большая теплая капля ударила меня по колену. Я вздрогнул: на колене будто раздавили красную ягоду. Еще одна капля шлепнулась на доску рядом с пробоиной.
— Они ранили Птицу! — отчаянно крикнул Юлька.
Я поднял глаза. На голубых блестящих перьях я заметил черную точку. С нее срывались и летели в нас тяжелые шарики крови.
Нас тряхнуло. Мчались мы с прежней скоростью, но полет стал неровным. Раньше крылья Птицы были распластаны почти неподвижно, а теперь она беспорядочно взмахивала ими, стараясь удержать высоту.
Но высота быстро уменьшалась.
— Она упадет! — громко сказал Юлька.
Я умоляюще зашептал:
— Птица, миленькая, лети. Лети до берега...
Птица летела. Ее длинная шея стала прямой, как копье, нацеленное на ближайший мыс. Земля была уже недалеко. Но волны были гораздо ближе. Я видел белые гребешки как с высоты третьего этажа...
— Она не дотянет! — крикнул Юлька.
— Может, дотянет! — откликнулся я. А что еще я мог ответить?
— Она не донесет двоих! — опять крикнул Юлька. — Я прыгну!
Я увидел его решительные, совсем незнакомые глаза.
— Не смей, Юлька!
— Я хорошо плаваю!
До берега было метров триста.
— Юлька, не надо!
Но он оттолкнулся от доски и ухнул вниз.
Ну не мог же я его оставить...
Мне даже не удалось испугаться. Доска, с которой я неловко соскользнул, ударила меня по затылку, и я пришел в себя среди теплой соленой воды. Вынырнул. Шипучий гребень сразу накрыл меня, но я вынырнул опять и стал искать глазами Юльку. Сначала кругом были только синие склоны волн и пена. Потом волна подняла меня, и на соседнем гребне я увидел Юлькину голову. Юлька махнул рукой к берегу: плыви!
Мы поплыли, постепенно сближаясь. Гребни иногда накрывали нас, но плыть было нетрудно. Волны сами несли нас к земле. Наконец я коснулся ногами дна, и через полминуты прибой выкатил меня и Юльку на гладкий белый пляж.
Птица, прямая и спокойная, стояла на песке и ждала нас.
Я обрадовался! Я сразу подумал, что рана у Птицы, наверно, просто царапина, мы подлечим ее немного — и все будет хорошо.
Но когда мы выскочили на сухой песок, ноги у Птицы подломились, и она упала. Голова ее откинулась к самой воде. На тяжелый клюв, на глаза набежала длинная плоская волна.
Мы зарыли Птицу в песке. Опасно было оставаться на берегу: могла подойти лодка с теми двумя убийцами, но мы не могли просто так оставить Птицу. Стали рыть яму. Юлька подобрал какую-то щепку, я рыл кинжалом — он, к счастью, не потерялся.
Последний раз я погладил на шее у Птицы шелковые перышки, и потом песок этого проклятого острова закрыл ее.
Мы с Юлькой не плакали. Нисколечко. Наверно, слишком много слез мы потратили раньше. Теперь во мне была горькая сухая злость. И упрямство.
Синяя долина осталась за лесами, за широким заливом, пути в нее мы не знали. Да и какой смысл был возвращаться? Мы решили пробиваться через лес к северо-восточному берегу острова. Там найдем лодку или свяжем плот.
Мы заметили направление по солнцу и углубились в чащу.
Сначала шли по ровной земле. Потом начался подъем. И вдруг мы уперлись в каменный обрыв. Это была серая скалистая стена высотой метров двести. Вверху ее раскалывали длинные трещины, там громоздились уступы и росли ползучие кусты. Но у земли тянулся сплошной отвесный гранит, и не было ни подъема, ни прохода.
Мы стали пробираться вдоль обрыва, чтобы найти хоть какую-то щель. Мы измучились, исцарапались о высокий шиповник, хотели пить и есть. Но все же мы отыскали проход. И это была не трещина, не тропинка на скалистых уступах. Это была лестница!
Очень прямая, очень длинная, она прорезала каменную толщу и уходила в высоту между отвесных стен. Она была очень белая среди темных плоскостей гранита.
Мы подошли и увидели, что лестницу не просто вырубили в скале. Ее ступени сложили из чистого, как сахар, мрамора. Края их были украшены резьбой.
Мы переглянулись: откуда здесь, в глуши, лестница, которая годилась бы для дворца? Вернее, для сотни дворцов, если взять всю ее длину...
Юлька опустился на ступень коленками и провел по ней ладошкой. Я тоже. Мрамор был гладкий и очень холодный. Юлька поднялся, вытер локтем исцарапанный в шиповнике лоб.
— А я знаю, — сказал он серьезно и уверенно. — Я догадался. Это подъем на Плато.
Игла Кащея
Казалось бы, к чему нам Плато? Нам нужен был берег, от которого можно уплыть под юго-западным ветром. Но мы собрали силы и стали подниматься. Во-первых, другой дороги все равно не было. А во- вторых... может быть, лестница оказалась на нашем пути не зря? Вдруг она приведет нас к какой-нибудь неожиданной удаче?
По крайней мере так я думал сначала. А потом я уже ни о чем не думал. Ровный подъем по лестнице
