Казалось, что путь длится целую вечность, но солнце, хоть и очень медленно, всё же ползло по небосклону. Наконец они достигли мощной каменной стены. Варик крикнул, чтобы их впустили, и до Трэля донёсся звук открывающихся тяжёлых ворот. Он лежал на спине и потому смог оценить огромную толщину стены. Безразличные стражники окинули вновь прибывшего быстрыми взглядами и снова занялись своими делами.
Прежде всего Трэля поразила ужасная вонь. Он вспомнил конюшни Дэрнхолда, но здесь пахло гораздо сильнее. Он поморщился. Хульт заметил это и засмеялся.
— Что, лягушонок, давненько своего брата не чуял? — ухмыльнулся он. — Забыл, как вы воняете?
Он зажал нос и закатил глаза.
— Хульт, — одёрнул его Варик. Он взялся за сеть и произнёс магическое слово. В то же мгновение Трэль почувствовал, что свободен, и поднялся на ноги.
Он с ужасом огляделся. Вокруг него сгрудились десятки, а может быть, и сотни орков. Одни сидели среди собственных нечистот, с блуждающими взглядами и безвольно отвисшими клыкастыми челюстями. Другие бродили туда-сюда, что-то бессвязно бормоча. Некоторые спали, плотно свернувшись в клубок прямо на земле. Время от времени тут и там возникали вялые перебранки, но, очевидно, на них уходило столько сил, что они почти тут же утихали.
Что тут творилось? Неужели эти люди опаивали сородичей Трэля каким-то зельем? Иного ответа не было. Трэль знал, каковы орки на самом деле, знал, какие они свирепые, какие неукротимые. Он ожидал, что… впрочем, он сам не знал, чего ожидал, но, конечно, не такой странной, противоестественной вялости.
— Иди-иди, — приказал Варик, легонько подталкивая Трэля к ближайшей кучке орков. — Кормёжка раз в день, вода в корытах.
Трэль выпрямился и постарался напустить на себя смелый и самоуверенный вид, пока шёл к группе из пяти орков, которые сидели возле вышеупомянутых корыт с водой. На своей исцарапанной и избитой спине он почувствовал взгляд Варика и услышал, как тот сказал:
— Я готов поклясться, что видел его где-то раньше.
Затем до него донеслись удаляющиеся шаги человека.
Когда Трэль приблизился, только один орк поднял глаза. Сердце у него забилось. Ещё никогда он не видел никого из своего народа так близко, а тут их было целых пятеро.
— Приветствую вас, — сказал он по-оркски. Теперь на него посмотрели все. Но один тут же снова опустил взгляд и продолжил ковырять пальцем какой-то камень, торчавший из грязи. Трэль попытался снова.
— Приветствую вас, — сказал он, раскинув руки. Он читал, что таким жестом приветствуют друг друга воины.
— Где тебя поймали? — наконец спросила одна орчанка. Говорила она на человеческом языке.
На удивлённый взгляд Трэля она ответила:
— Оркский — не твой родной язык. Я вижу.
— Ты права. Меня вырастили люди. Они учили меня оркскому, но совсем чуть-чуть. Я надеялся, вы поможете мне изучить его лучше.
Орки переглянулись и расхохотались.
— Тебя вырастили люди? Эй, Кракис, иди-ка сюда! У нас тут такой мастер байки сочинять. Ну, расскажи нам ещё что-нибудь.
Трэль почувствовал, что всякая надежда найти взаимопонимание с этими орками стремительно утекает, как песок сквозь пальцы.
— Пожалуйста, не сердитесь, я никого не хотел обидеть. Я теперь такой же пленник, как и вы. Я никогда раньше не встречал орков. Я только хотел…
Теперь тот орк, который в самом начале отвёл взгляд, повернулся снова, и Трэль замолк. Его глаза были ярко-красными, в них будто полыхало пламя.
— Так ты хотел увидеть свой народ? Ну что ж, смотри. А теперь оставь нас в покое. — Он вернулся к своему камню.
— Твои глаза… — пролепетал Трэль, слишком ошеломлённый этим странным красным огнём, чтобы заметить оскорбление.
Орк мгновенно съёжился, закрыл руками лицо, защищаясь от взгляда Трэля, и сжался ещё больше.
Трэль повернулся, чтобы спросить у других, но обнаружил, что остался в одиночестве. Все остальные орки разбрелись кто куда, изредка бросая на него взгляды.
Весь день с утра небо затягивалось облаками, становилось всё холоднее. Когда Трэль остался один посреди двора, окружённый жалкими сородичами, серые небеса разразились снегом пополам с ледяным дождём.
Трэль так погрузился в свои невзгоды, что не обратил внимания на испортившуюся погоду. Неужели для этого он порвал со всем, к чему привык? Чтобы провести жизнь в плену, среди вялых, безвольных созданий, которых он когда-то мечтал повести за собой против людей? Трэль задумался о том, что было хуже: драться на арене, зарабатывая Блэкмуру деньги и славу, спать в тёплой и сухой постели и читать письма от Тари или стоять здесь в одиночестве, изгоем среди собственного народа, по щиколотку в замерзающей грязи?
Ответ не заставил себя ждать: и то и другое было невыносимо. Стараясь не привлекать к себе внимания, Трэль осмотрелся, потихоньку выискивая возможность для побега. Это должно быть достаточно просто. Всего-то несколько стражников, тут и там, а ночью у Трэля будет преимущество, ведь он видит гораздо лучше, чем люди. Стражники явно скучали и не очень-то старались выполнять свои обязанности. Да и зачем бы: судя по полному отсутствию боевого духа или хотя бы просто воли и интересу к жизни, которое проявляло это жалкое сборище орков, едва ли кто-то из них когда-либо отважится попытаться перелезть через довольно низкую стену.
Только теперь, когда его штаны промокли насквозь, Трэль заметил, что идёт дождь. Серый, мрачный день — самое время получить серый, мрачный урок. Орки не были ни свирепы, ни благородны. Он не мог представить себе, как подобные создания вообще могли оказать людям хоть какое-то сопротивление.
— Мы не всегда были такими, — послышался тихий низкий голос откуда-то из-под локтя Трэля. Он с удивлением обернулся и увидел того самого красноглазого орка, который пристально смотрел на него своими чудными глазами. — Равнодушными, запуганными, достойными лишь презрения. Это они сделали нас такими, — продолжил он, показывая на свои глаза. — И если бы нам удалось избавиться от этого, к нам бы вернулись и сила, и боевой дух.
Трэль опустился подле него в грязь.
— Продолжай, — сказал он. — Я слушаю.
8
Прошло почти два дня после пожара и побега Трэля, и большую часть этого времени Блэкмур провёл в раздражении и мрачных раздумьях. В конце концов, Таммис предложил хозяину съездить на ястребиную охоту, и он был вынужден признать, что идея слуги оказалась не так уж плоха.
День выдался пасмурный и прохладный, но Блэкмур и Тарета тепло оделись, а быстрая скачка горячила им кровь. Блэкмур хотел поохотиться, но его добросердечная дама убедила его, что для приятного времяпрепровождения будет вполне достаточно и простой конной прогулки. Когда она лёгким галопом обогнала его на прелестной, серой в яблоках лошадке, которую он подарил ей два года назад, он проводил её взглядом и пожалел, что сейчас холодно. Будь погода немного потеплее, он мог бы измыслить и другие способы приятно провести время с Таретой.
Кто бы мог подумать, что Фокстонова дочка окажется столь многообещающим бутоном? Прелестная, послушная девочка созрела, распустилась и стала прелестной, послушной женщиной. Кто бы мог подумать, что он окажется в плену у этих ясных голубых глаз, что он так полюбит зарываться лицом в струящееся золото её длинных локонов? Кто угодно, только не он, Блэкмур. Но с тех пор, как несколько лет назад он забрал её себе, ей неизменно удавалось излечить его от скуки, а это задача не из лёгких.
Однажды Лангстон полюбопытствовал, не забудет ли Блэкмур о Тарете, когда у него появится супруга. Блэкмур ответил, что не забудет о Тарете, даже если когда-нибудь и впрямь женится. Когда его замысел, наконец, осуществится, у него будет много времени для подобных забав. Ведь когда у его ног окажется весь
