— Едем?! Сейчас?! Но ведь я же… — Джейк растерянно моргал, прижимая свёрток к груди. За прошедшие дни он уже перегорел, успокоился, смирился с происходящим настолько, что сейчас никак не мог сообразить, что к чему. А может, ещё и недав-ний укол был тому причиной?
— Нас ждёт машина, момент самый удачный! Или ты опять собираешься разгла-гольствовать о долге, предательстве, своих принципах и прочей чепухе?.. Шеве-лись! — Барклиф сильно нервничал, он торопился, и голос его поэтому звучал отры-висто и резко. — Или ты передумал? — Он остановился посреди комнатки, уперев руки в бока, посмотрел на Джейка с подозрительным прищуром.
— Да нет, вообще-то… — отозвался тот как-то неуверенно. — Просто я не думал… Это так неожиданно…
Замолчав, принялся разворачивать принесённые вещи. Покорно, без всяких воз-ражений.
Барклиф опять уселся на койку, и, заложив ногу на ногу, мерно покачивал носком начищенного сапога. Смотрел на переплетённые пальцы, а сам краем глаза неза-метно следил за ниобианином.
Мальчишка сложен просто идеально и рост немаленький. Пластичен, как кот, это видно при каждом движении. И ведь после глубокого допроса!.. Да, у него есть шанс выжить в городе. Такие умеют приспосабливаться и живучестью не обделе-ны… Но худ сильно и эмоционально истощён. Может и не выдержать, когда нач-нётся охота. Сорвётся, сделает какую-нибудь глупость и если не погибнет, то через неделю (при самом удачном раскладе) снова окажется в этой же камере… Насколь-ко его хватит, когда начнётся ломка? Шесть часов по методике Гервера между до-зами, а он и это-то время еле выдерживает… Да, хорошо его напичкали, нечего сказать. Без всякой жалости…
'…Не выдержит, — сделал вывод Барклиф. — Загребут его… Успеть бы до тех пор самому следы замести… Да убраться куда подальше… Может получится попасть на Сиону с первым же рейсом?.. Там не найдут. А вот парня жаль! Ему и так уже дос-талось порядком. Когда возьмут, ещё добавят… Но ведь сам этого хотел! Должен был понимать, на что идёт… А риск здесь большой, и всё в мире за этими стенами станет враждебным, как только за твою голову объявят награду…'
А парень уже ботинки обувал. Выпрямившись, с улыбкой ожидания посмотрел на Барклифа, всем видом своим как бы спрашивая: 'Что дальше?'
— Стричься и бриться будем в городе. Здесь есть совсем рядом уцелевшая парик-махерская, — сказал Барклиф, смерив Джейка придирчивым, внимательным взгля-дом. Хорош! Аж где-то под сердцем защемило. И почему этот парнишка-ниобианин так сильно напоминал сына? Ведь Дэвид должен быть старше гораздо, лет на десять или около того… А всё равно почему-то жаль его… Жаль!.. Особенно, когда зара-нее знаешь, что? ждёт его в скором будущем… Нет! Хватит! Это уже слабость! Ста-риковские сантименты!.. А впереди дело, очень важное дело. Нечего отвлекаться и нюни распускать…
— Да-а… — протянул Барклиф с некоторым разочарованием. — Не угадал я с разме-ром… Ботинки-то хоть не хлябают?
— Да нет, нормально… — Джейк улыбнулся в ответ со странным в этой ситуации смущением, прошёлся по комнате от стены до раковины — и обратно. Приятно было ощущать эту привычную, известную каждому тяжесть обуви. Не тех невесомых простых сандалий, в каких ходили гриффиты. И не просто шлёпать босыми ногами по полу… А носить настоящие ботинки!
— А рубашку лучше заправь, она на тебе совсем болтается… И выглядишь как дикарь… — Джейк молча сделал то, что приказал ему Барклиф. — Да, так лучше. Сей-час ты, знаешь, на кого похож? На комиссованного по здоровью после тяжёлого ранения! А, кстати, я и забыл совсем! — Он вытащил из нагрудного кармана какие-то бумаги, протянул их Джейку. — Кое-какие справки, если остановят на улице… Это, конечно, не удостоверение личности, но дня на три хватит… А потом могут и во-просы возникнуть…
И вот, ещё, немного денег, — подал несколько свёрнутых банкнот. — Наличные… 'Карты' у меня у самого нет… Это ваши деньги. Они здесь ещё ходят.
— Спасибо! — Джейк не знал, что сказать ещё, такого от полковника он совсем не ожидал. Такой помощи… Почти заботы… Не знал, как отблагодарить. А Барклиф небрежно отмахнулся, опять приказал:
— Спрячь хорошо! Без этого в городе не протянешь… Не дай Бог, потеряешь… — спросил вдруг без всякого перехода:- Родня-знакомые в городе есть? — Джейк отри-цательно двинул подбородком. — Плохо! Раз не сможешь спрятаться, мой тебе совет: беги отсюда! На Ниобу свою беги!..
В последних словах прозвучало столько жёсткой суровой определённости, что Джейк невольно поёжился. Да, он ещё не до конца понимал, во что ввязывал себя невольно. Но отступать не хотел и не собирался!
— Ну, тогда всё! Идём! — Барклиф подошёл к двери и перед уходом оглядел комнату цепким внимательным взглядом. — Стоп! — крикнул вдруг, остановив Джейка взмахом руки. — Пижаму свою в пакет собери. Заберём с собой, выкинем по дороге… Нельзя здесь оставлять… Так ты выгадаешь хоть немного времени, возможно, собьёшь со следа… — Джейк не спорил, послушно выполнил приказ полковника, но, скорее, потому, что, в словах Барклифа была логика, против которой не попрёшь.
На пороге он оглянулся, окинул свою камеру-одиночку взглядом, больше похо-жим на прощальный. Он был уверен наверняка: сюда я больше не вернусь! Никогда и ни за что! Лучше смерть, чем это!.. А когда шёл по длинному бесконечному кори-дору, вспомнил неожиданно все бессонные жуткие ночи, проведённые в одиночест-ве. Когда орал до сорванного горла, до боли в лёгких. Когда забивался в угол крова-ти, пряча голову в подушку, прижатую к груди. Конечно, со временем стало лег-че… Но всё равно повторение своего недавнего прошлого пережить заново он не хотел ни при каких условиях. Хватит!
Западный фасад дома взрывом повредило особенно сильно, и теперь он опасно нависал над входом. Казалось, ещё толкни хоть камень — и всё здание рухнет тебе на голову. Видимо, так казалось всем, даже этим лентяям из пленных. Впрочем, им всегда кажется целая куча всего, когда дело доходит до работы. Трусливые лентяи, в этот день они особенно раздражали сержанта Фаулера. Проиграли войну? Проиг-рали! Отдали нам этот город? Отдали! Так к чему же тогда сейчас носом крутить? Радовались бы лучше, что живыми оставили. Подумаешь, работать приходится! Работа, она ещё никому вреда не сделала. К тому же, сами ведь бомбили. Сами! Не мешало бы теперь и в порядок город привести.
А работнички-то, работнички! Гребутся со своими лопатами, прямо удовольствие глядеть. Загляденье! Перед домом все завалы расчистили, чуть ли не под метлу убрали, а внутрь ни один не заходит. Боятся! Ах, испугались! Испугались, да?! А как на наши головы бомбы сыпали и днём и ночью?
Фаулер схватил одного из ниобиан за шиворот, особо не разбираясь, кто там пе-ред ним, — первого, на кого глянул. Толкнул в нужном направлении, с приказом, да ещё и ногой наддал:
— Паш-шёл!
Тот не удержался, упал на колени, выронив лопату.
— Ну!! Расселся! Некогда сидеть! Покажи-ка пример остальным…
А остальные затихли, ещё живее лопатами заработали, даже перешёптываться перестали. Ждут, что дальше будет. Вот только Фаулер долго ждать не собирался. Им сегодня до конца квартала расчистить надо, а они возле одного дома уже третий час толкутся.
Фаулер медленно подошёл к ниобианину, чувствуя, как за происходящим с пота-ённой ненавистью и страхом наблюдают три десятка пар глаз да ещё шестеро рядо-вых-конвойных. Но этот интерес добавлял уверенности и властности каждому дви-жению и слову сионийского сержанта.
— Ну, что? — Ткнул пленного носком сапога. — Ждёшь повторения приказа? Ты, что, не знаешь до сих пор, что свои приказы я не люблю повторять по два раза? — Голос Фаулера, поначалу такой ласковый до заботливости, с каждым словом делался всё звонче и жёстче. Аж воздух вокруг зазвенел, как наэлектризованный, как перед вспышкой молнии. — Пшёл! Быстро!! Чё, не видишь, что вход в дом тоже разбирать надо?! Марш!
Ниобианин, недавний рядовой, в рваном комбинезоне с сохранившимися знаками отличия, не уничтоженными даже после пленения, медленно поднялся на разом ослабевшие, подкашивающиеся от ужаса ноги. Остановился, не сделав и шага, прошептал с безысходным отчаянием:
— Он… он же сыпется… Еле держится ведь…
— Так ты что, думаешь, я? туда первым пойду?! Или тебе бригаду спасателей вы-звать? — Фаулер рассмеялся с явной издёвкой. Никто не подхватил этот смех, даже рядовые-подчинённые, и те молчали. Все
