— Да.
— Как только меня приняли в штат, то сразу поручили работу по составлению провенансов, хотя в то время специального отдела, как такового, не существовало. Нас и было-то всего двое — я и мистер Уидок, пожилой брюзга, который целыми днями копался в заплесневелых книгах, хранившихся в подвале.
Мара подумала про себя, что ворчливость — неотъемлемая часть этой профессии, но не стала отвлекать Лилиан подобным замечанием.
— В общем, я проработала около месяца, когда впервые увидела Эдварда. Мы с ним случайно столкнулись в старой библиотеке «Бизли». Не знаю, видели ли вы его фотографии, но он был довольно красив, если не сказать, ослепителен. Само обаяние.
— Вообще-то, Лилиан, мне ничего не известно об Эдварде.
— Майкл никогда не рассказывал о нем?
Мара покачала головой.
— Я несколько раз расспрашивала Майкла о дедушке, но он отвечал как-то уклончиво. Правда, один раз упомянул, что Эдвард работал на компанию «Бизли», но чем точно занимался, Майкл не сказал.
— Эдвард не был основателем аукционного дома «Бизли» — эта честь принадлежит британскому семейству Бизли, — но он стоял у истоков, являясь одним из ведущих специалистов здесь, в Америке. В конце концов он вошел в совет директоров и проработал там несколько лет до самой смерти.
— Я не знала. — Мара начала переваривать новые сведения.
Лилиан возобновила рассказ.
— Как бы там ни было, мои отношения с Эдвардом развивались медленно. Мы с ним случайно пересекались, то в коридоре, то в библиотеке. Иногда вместе перекусывали или пили кофе. Потом вдруг все завертелось и вылилось в роман, если, конечно, можно говорить о романе в военное время. Он совершенно покорил меня обедами, походами в театр, поездками на природу в выходные. В голове у меня роились самые радужные видения.
Мара с трудом представляла себе Лилиан, парящую на парусах любви.
— Почему Эдвард не пошел на войну? Вроде бы возраст у него был подходящий.
— Его не взяли. В детстве он переболел полиомиелитом, после которого у него на всю жизнь осталась заметная хромота. Кроме того, в тридцать он уже был староват для призыва, хотя многие из его друзей ушли на фронт.
Как бы там ни было, он предоставил мне за спиной мистера Уидока возможность подготовить мой первый провенанс от начала до конца. Провенанс для «Куколки». Я, конечно, ухватилась за эту работу. Пока мистер Уидок оставался главным, второй такой шанс мне мог и не выпасть еще несколько лет. Старик видел во мне лишь расторопную секретаршу, не больше. Для начала Эдвард снабдил меня купчей между Бётткером и «Бизли», но все остальное, более ранний период, я должна была осветить сама.
Вскоре наш роман угас, поначалу почти незаметно, затем все с большей болезненной определенностью. Я умоляла его разъяснить причины, просила изменить решение. Эдвард отказался под тем предлогом, что у него состоялся серьезный разговор с его боссом, одним из наследников британской ветви «Бизли». Ему было сказано что-то вроде того, что, мол, нельзя использовать свое положение в личных целях, — в общем, какая-то глупость. Я поверила ему, даже одобрила его решение, но была раздавлена.
— Вы перестали с ним разговаривать?
— Нет. Мы остались очень близки и после того, как прошло время. Думаю, именно благодаря нашему роману, а не вопреки ему. То, что ни один из нас не завел семьи, упрощало дело. Я продолжала, разумеется, готовить для него провенансы, и он стал моим самым большим сторонником в «Бизли», по сути, именно он стоял за решением создать настоящий отдел провенанса и поставить меня во главе. Я была в долгу перед ним, особенно в то время, когда женщинам не часто выпадали такие шансы, и когда другие музеи или аукционные дома еще не обзавелись собственными исследовательскими отделами. Поэтому я трудилась, чтобы создать отдел таким, каким он его себе представлял, пытаясь оправдать его ожидания, и в то же время хранила в тайне наши прошлые отношения и мою не угасавшую к нему любовь. — Навернувшиеся слезы заставили Лилиан умолкнуть.
Мара не знала, что тут можно сказать, но тишина стала для нее такой невыносимой, что она выпалила:
— И вы преуспели!
Хотя Лилиан сидела не шелохнувшись, ее голос разнесся эхом по всему залу.
— Да. Преуспела. Отказавшись от других вещей — семьи, детей. Моей семьей стала компания «Бизли», а отдел провенанса — родным домом.
Мара подумала, что в своей фирме «Северин» она прошла тот же путь, что и Лилиан, — во всяком случае до того, как «Куколка» вынудила ее свернуть в сторону.
Лилиан вновь погрузилась в воспоминания.
— Теперь я понимаю, что с самого начала была пешкой в игре Эдварда. Даже не представляю, сколько провенансов он сфальсифицировал с моей помощью. Скольким полотнам от этого Штрассера я по неведению составила чистую родословную. Сколько других аукционных домов торговали затем этими картинами.
Мара догадывалась о числе сбытых картин, если судить по купчим Штрассера, найденным в сейфе у Майкла, но она не осмеливалась пока назвать общий итог.
— Какое отношение имеет к этому Филипп?
— Они с Эдвардом были большие приятели. Эдвард фактически подготовил Филиппа к роли своего преемника. Из электронной переписки ясно, что Филипп в курсе аферы с «Куколкой», но до какой степени он вовлечен в это дело, не знаю. — Лилиан с отвращением покачала головой. — Подумать только, как Майкл втерся ко мне в доверие — за него говорили имя дедушки да еще все эти приглашения на обеды и чашки чая. Он не лучше Эдварда.
Маре пришла на ум мысль подключить Лилиан к своему делу. Из нее получился бы неоценимый союзник, но Мара не была уверена, согласится ли она покинуть «Бизли», свой дом. Впрочем, уверяла себя Мара, терять ей нечего.
— В таком случае вы не согласились бы помочь мне?
— В чем помочь? — Лилиан вынырнула из облака воспоминаний.
— Найти все, что можно, о Курте Штрассере, чтобы разобраться, каков был план Эдварда и Майкла, а заодно выяснить, что случилось с остальными картинами.
Лилиан долго молчала. Она поднялась со стула и прошлась вдоль шкафов и книжных полок, проводя по ним рукой, словно прощаясь.
— Разве я могу согласиться? Я ведь отказалась от столь многого в жизни и работала не жалея сил, чтобы создать все это. — Она жестом обвела комнату. — В таком случае мне пришлось бы пожертвовать всем, возможно, даже самим домом «Бизли». Пожалуйста, не просите меня об этом.
Мара позабыла о деликатности.
— Не просить вас о помощи! Лилиан, неужели вы думаете, что, кроме вас, здесь никто и ничем не рискует? Я без разрешения вторглась в вашу библиотеку, вскрыла сейф Майкла и выкрала из него документы. Я нарушила все мыслимые этические нормы для юристов и множество законов Уголовного кодекса. Я подвергла себя риску лишиться звания адвоката, быть привлеченной к суду и одному богу известно, какому еще. А когда с этим делом будет покончено, на моей карьере, скорее всего, придется поставить крест. И все это я делаю ради того, чтобы исправить зло, причиненное вашим драгоценным домом «Бизли», зло, которое сотворили Майкл и Эдвард не без вашей помощи. Поэтому не смейте говорить мне, чтобы я не просила вас о помощи.
Какую-то долю секунды, показавшуюся Маре целой вечностью, обе женщины смотрели друг на друга. Первой нарушила тишину Лилиан.
— Ш-ш-ш, Мара. Говорите потише. Мне здесь не нужны охранники.
Мара плюхнулась на пустой стул и почувствовала себя такой же древней и разбитой, как Лилиан. Она больше не могла сдерживать слезы.
— Простите, Лилиан. Я себя веду неправильно. В данной ситуации вы нисколько не виноваты, и я не сержусь на вас. Я сержусь на Майкла. И на Эдварда.