будто очнулся.
Фраза прозвучала глуховато, а Кей словно потускнел, как перележавшая на солнце газета.
– Умирать стало очень страшно. И когда вы заставили его пообещать, что жизнь он мне сохранит, я решил, что вытерплю все, и потом буду жить совсем по-другому. А князь… странно, но мне даже не было больно. Я не помню почти ничего о том моменте – только то, что он дергал немного за мои волосы, будто не мог решить, что ему делать – погладить или ударить. А вы сидели на ступеньках постамента, уши зажимали… И у вас было такое лицо, что я поверил ненадолго, что от беспомощности можно умереть. И плечи у вас дрожали, и губа была прикушена. Нижняя, – он смутился и неловко провел рукой по подбородку, наконец-то стирая пятнышко сыра. – Вы были такой удивительной – сильная и слабая одновременно. Как будто из кусочков составленная. А сейчас – цельная. И сильная, – закончил Мейер совсем тихо.
Я низко опустила голову, разглядывая в кружке всплывшие чаинки. К лицу кровь прилила – стало жарко. Наверняка щеки горели. Последний глоток был торопливым, и вместе с чаем я подцепила и одну из этих дурацких чаинок и теперь перекатывала ее во рту – шершавую, безвкусную, похожую на маленький скученный кусочек бумаги.
Взгляд со стороны – страшная штука. Иногда сшибает, как мешком по голове.
«Сильная»… И как же теперь… соответствовать?
– А потом? – спросила я, чтобы не молчать.
– А что потом… – рассеянно почесал светлую бровь Мейер. – Потом все было хорошо. Я очнулся на песке, магии не чувствовал – ну, последствия слишком близкого общения с князем. Мы с вами говорили, наверное. Не помню, о чем, но у меня после этого словно новая цель в жизни появилась. Я себя таким свободным почувствовал, таким смелым… Вот так. Северный князь отвел меня в странное место, где было несколько кланников. Он поговорил с ними… Так я и попал в Пепельный клан, – развел он руками, улыбаясь чуть виновато, словно быть частью клана Пепла времени было неприлично, но модно. – Магия со временем восстановилась, а еще появилась жажда деятельности… Ну, сначала меня, конечно, к серьезным проектам не допускали, а потом я уже стал приносить настоящую пользу. И знаете, Найта, что удивительно? Эти кланники ни разу не посмотрели на меня, словно на второсортное существо, отработанный материал, как в Ордене делали.
Я невольно улыбнулась.
– Думаю, это заслуга Тантаэ, – Пепельный князь никак не изменился в лице, но я почувствовала, что он был польщен. – Если он даже Ксиля может одним своим присутствием заставить вести себя прилично…
Это сошло за шутку, и все мы вежливо посмеялись… По правде сказать, Тантаэ только улыбнулся, но все равно было весело. А я вдруг задумалась о том, что Пепельный князь действительно в любое явление вносил элемент стабильности. Он был такой серьезный, мудрый… надежный. В отличие от других шакаи-ар, того же Ксиля, например, на Тантаэ всегда можно было положиться.
– Право, Найта, вы меня смущаете подобными комплиментами, – с легкой иронией заметил Тантаэ, и я запоздало вспомнила, что рядом, вообще-то, есть телепаты, а мои последние мысли звучали слишком «громко». – И зря вы недооцениваете Ксиля. Сейчас он, конечно, похож больше на подростка, но лишь потому, что таким вы подсознательно желаете его видеть. А вы видели когда-нибудь, как Максимилиан ведет себя с детьми? – вдруг спросил меня Тантаэ, и я даже вздрогнула от неожиданности. – Понаблюдайте, если выдастся такая возможность. Думаю, это будет интересным опытом.
Губы почему-то резко пересохли. Я, будто вживую, увидела, как у Максимилиана, такого же юного и прекрасного, как сейчас, сидит на коленях маленькая черноволосая девочка лет четырех. У нее зеленые глаза… и она несмело водит пальцем по строчкам в книге, а Ксиль с необычайно сосредоточенным лицом нараспев читает вслух…
Ириано сорванной пружиной вскочил на ноги и с такой силой ударил ладонями по столу, что чай из кружек расплескался, и на скатерти расплылись некрасивые желтые пятна.
–
– Ты заигрываешься, Ири, – холодно отозвался Тантаэ. Глаза у него потемнели. Имбирный запах в воздухе стал резче. – Это решать не тебе и не мне. А Эвис все-таки была счастлива. И ты сам – верное тому доказательство.
Лицо у Ириано стало совсем страшное. У меня вдох застрял в горле, когда желтые, невыносимо яркие глаза впились взглядом в мои.
– Доказательство… Ты не прав. Ты не понимаешь… – каждое слово Ириано отдавалось пульсацией у меня под черепом. Мир словно сузился пронзительной желтизны и шипящего шепота. – Знаешь, что будет с твоими любимыми Найтой и Ксилем? Сначала – эйфория. А потом она пройдет, и захочется настоящего счастья. Но когда семья останется неполной и через сто, и через двести лет, твой замечательный Ксиль убедит Найту стать шакаи-ар, просто потому, что эгоизм и беспечность у нас в крови. А она поверит, что все будет хорошо, ведь это Максимилиан, ее
Меня словно окатило потоком ледяной воды. Конечности стали ватными, а горло сжало спазмом.
Я слушала – и верила. Знала, что это всего лишь гнев говорит за Ириано, что меня просто оглушило чужими чувствами… Но не могла ничего, абсолютно ничего сделать, чтобы выдавить из груди засевший там шипастый комок боли.
– Прекрати. Ты алогичен, – словно через стекло донесся голос Тантаэ. Рассудительный, надежный, спокойный Тантаэ… – Твои речи, Ири, это, как говорят люди, дешевая пропаганда. Громкие слова, за которыми не стоит ничего.
– Заткнись!
– Прекратите оба! – вдруг вскочила Айне, и я словно очнулась от забытья. Голос у пророчицы срывался, как будто она… плакала? – Что вы треплете здесь чужую судьбу? Да что б вы понимали!
Грохнул об пол упавший стул. Хлопнула дверь.
Я одним глотком допила остывший горький чай и выбежала за пророчицей.
Тут-то и сказалась разница в росте. Длинноногая Айне, размазывая по щекам слезы, пронеслась по лестницам и коридорам, как ураган. Я едва поспевала за ней.
– Айне, подожди! Я с тобой!
Но она, как будто нарочно, побежала еще быстрее.
К счастью, в минуту опасности или боли все мы стремимся домой. А «домом» для Айне на время стала комнатка в общежитии факультета некромантии.
Когда я, запыхавшись, влетела в нужный коридор, то обнаружила, что перед апартаментами пророчицы уже собралась небольшая, но очень громко галдящая толпа любопытных. А у самой двери стояли трое: донельзя растерянная Феникс, хмурый мужчина с белоснежными волосами до плеч, свитыми в тонкие жгуты… и Этна, стучащая по этой самой двери кулаком с криком:
– Открой дверь, твою мать! Что случилось-то? Открывай! Мы подруги или хрен знает кто?
– Что происходит? – тихо коснулась я плеча Феникс.
– Не знаю… – потерянно прошептала она и качнула головой. – Ну, с Айне что-то, да… Прибежала такая, плачет… Выгнала нас из комнаты и, ну…
– Буря, а не девка, – качнул головой седой мужчина. – Всех повытолкала, дверь зачаровала – и ревет. Как бы всю комнату в слезах не утопила.
Я присмотрелась к нему… Темно-синие, в черноту, глаза, повадки бродяги, убранные в жгуты волосы… И еще – странное ощущение, как будто в малую оболочку уместили нечто огромное.
– Серго? – неуверенно наполовину вопросительно, наполовину утвердительно произнесла я. – Здравствуйте…
И ведарси – конечно, кем же еще может быть существо с такой аурой! – кивнул:
– И тебе век не болеть, Найта. Дафна, Люк и Райва поклон передавать велели, – усмехнулся он, глядя чуть исподлобья. – Мол, все помнят и благодарят за спасение.
– А… не стоит, – смутилась я, вспомнив детишек ведарси и приемыша-авайен Клода. Этна перестала
