— Где этот человек? — громко, словно специально для того, чтобы это слышали за дверью, воскликнул он.— Покажи мне его, Афраний.
— Но я... я...— Афраний недовольно качнул головой и пожал плечами.— Я не могу этого сказать.
— Не можешь? Ты, блистательный Афраний Бурр, гордость Рима, великий воин, и ты не можешь? Разве есть что-нибудь на свете, чего не мог бы Афраний?
Никий и сам не понимал, что он такое делает. Так мог Нерон — так разговаривать с Афранием Бурром, может быть, Анней Сенека и еще два-три влиятельных сенатора, но так не посмели бы разговаривать с командиром преторианской гвардии ни Отон, ни Лукан, ни даже, наверное, Поппея. Что уж говорить о Никии, безродном провинциале, игрушке императора, которую он может сломать в любую минуту, даже этого не заметив, непроизвольным движением руки.
Но все сделалось само собой, будто что-то внутри Никия подсказало нужный тон. Он говорил так, как говорил бы император Нерон, он сейчас подражал императору. А Афраний Бурр не мог найти должного ответа — как поставить на место человека, говорящего, как император, и, главное, смеющего так говорить.
Афраний смущенно молчал, не поднимая глаз, и Никий, потянувшись, тронул пальцами его плечо. Афраний вздрогнул и с недоумением уставился на Никия. Тот поощрительно улыбнулся (уже неизвестно было, кто кого допрашивает):
— Ты не ответил, Афраний. Можешь представить мне этого человека?
— Этого человека? — Афраний смотрел так, будто не понимал, о ком идет речь.
И тогда Никий сказал громко и четко:
— Да, человека, который якобы спас меня от убийцы и которого ты называешь членом сообщества христиан. Прикажи привести его, посмотрим на него вместе. Мы посмотрим на него, а он на нас.
— На нас? — Брови Афрания Бурра поползли вверх.
— На тебя и на меня,— просто выговорил Никий,— возможно, он узнает кого-нибудь.
— Кого он должен узнать? — подозрительно спросил Афраний.
— Узнать своего собрата по сообществу христиан, проникшего во дворец императора Рима.
— Ты имеешь в виду...— начал было Афраний, но Никий не дал ему закончить:
— Я никого не имею в виду. Неужели ты думаешь, я так глуп, что буду подозревать командира преторианских гвардейцев в связях с человеком, являющимся врагом Рима?
— Да почему ты должен меня в этом подозревать?! — уже с очевидным возмущением, хотя растерянность еще ощущалась в его тоне, вскричал Афраний.
— Я и не подозреваю.— Никий откинулся на спинку стула и еще удобнее расположил раненую руку на животе,— а подозреваешь ты. Меня, меня подозреваешь, Афраний.
— Не подозреваю,— раздраженно заметил Афраний,— а лишь хочу разобраться.
— Знаешь что, Афраний,— Никий насмешливо улыбнулся,— скажу тебе открыто, как солдат солдату, хотя я и не был солдатом никогда. Но мое ранение хотя бы отчасти дает мне на это право. Так вот, скажу тебе откровенно и прямо. Думаю, у тебя нет никаких особенных подозрений в отношении меня, ты просто хочешь сделать меня подозреваемым и потому выдумал всю эту нелепицу.
— Опомнись, что ты говоришь?
— Говорю то, что думаю. Кому-то, может быть твоим друзьям, недовольным теперешним принципатом, выгодно, чтобы близкий к императору человек, которому император доверяет важные поручения, был уличен в сношениях с врагами Рима.
— Замолчи! — крикнул Афраний и, неловко дернувшись, поднялся.— Я прикажу взять тебя под стражу!
Никий изобразил на лице крайнюю степень удивления.
— Ты мог сделать это в самом начале нашего разговора. Ты мог сделать это раньше, когда я был болен и лежал в постели,— стоило лишь прислать ко мне пару солдат под командованием... Под командованием хотя бы твоего центуриона Палибия! Почему же ты, всесильный Афраний Бурр, не сделал этого?!
— Я исправлю ошибку,— прошипел Афраний сквозь зубы, с ненавистью глядя на Никия,— сделаю это сейчас.— И он посмотрел на дверь, словно собирался позвать солдат.
Никий медленно встал со стула, он глядел на Афрания сейчас с не меньшей ненавистью, чем тот на него.
— Делай, Афраний, то, что должен, если можешь.
— Ты в этом сомневаешься? — И Афраний зычно крикнул: — Солдаты, ко мне!
— Только имей в виду, я буду кричать, что ты заговорщик,— быстро говорил Никий, глядя на Афрания без страха, но прислушиваясь к тяжелым приближающимся шагам за дверью.— У меня есть что сказать императору, если он захочет узнать, за что я арестован. Агриппина рассказала мне все: ты и Анней Сенека...
Тут дверь распахнулась, и в комнату вбежало несколько солдат. Они остановились, недоуменно глядя то на Никия, то на своего командира.
Лишь несколько мгновений Никий находился в замешательстве и пришел в себя быстрее Афрания Бурра.
— Значит, мы договорились, мой Афраний,— проговорил он лениво, словно заканчивая дружеский разговор.— Я готов встретиться с этим человеком, но не сегодня. Уже поздно, я устал, а ведь мне еще нужно увидеться с императором, он ждет меня. Прощай!
С этими словами пройдя между расступившимися солдатами, Никий вышел из комнаты. Он ватным шагом пересек караульное помещение, несколько комнат двора и, остановившись у двери, все не мог понять, куда он явился. Ему казалось, что вот сейчас за спиной он услышит окрик Афрания Бурра, потом снова топот солдат. Он ощутил, что, как только они дотронутся до него, он сейчас же потеряет сознание, потому что спина его сейчас стала чувствительнее лица: с нее будто сняли кожу, и он чувствовал ею каждый шорох позади себя, каждый еще не родившийся звук. Спина осталась без кожи, он не выдержал бы теперь даже легкого к ней прикосновения...
Дверь перед ним открылась, и Никий увидел Теренция, смотревшего на него испуганно. Теренций шагнул навстречу, выставил вперед руки:
— Тебе стало хуже, мой господин?!
— Сейчас уже нет, Теренций, сейчас уже нет,— слабо выговорил Никий и упал на руки слуги.
Глава шестнадцатая
Войдя к Нерону, первой Никий увидел Поппею. Она улыбнулась, поманила его рукой: — Подойди, я хочу взглянуть на тебя. Погладила повязку на руке и вдруг резко сжала пальцы. Никий вскрикнул от неожиданной боли.
— Больно? — спросила она.— Я слышала, что рана неглубокая. Это так?
— Да,— ответил Никий, несколько отстраняясь от все еще протянутой к нему руки Поппеи,— так сказал врач.
— Врачи ничего не смыслят, они только делают вид. Ты и сам, как я слышала, врач, тебе должно быть виднее.
Никий не понимал, к чему она ведет, смотрел на нее с вежливой осторожностью.
Вдруг она спросила — резко, будто ударила его наотмашь:
— Ты видел, как Агриппина прыгнула в воду?
Он замер. Она нетерпеливо дернула головой:
— Отвечай же, я спрашиваю тебя!
— Не видел,— глядя себе под ноги, произнес Никий.— Мы были в лодке, когда корабль стал разрушаться.
— Странно. Я думала...
Но Никий так и не узнал, что же думала Поппея: из-за полога кровати показался Нерон.
