— Ты мне руку выкрутила, детка, — сказал я, подхватил ее и понес в спальню. И нет, совесть меня ни капли не беспокоила.
Потому что прямо посреди… прямо посреди ласковых слов и вздохов она вдруг замерла, чуть оттолкнула мою голову и посмотрела мне прямо в глаза.
— Ты же приедешь ко мне через две недели, Лу? Как только дом продашь и все дела закончишь?
— Так договорились же, — сказал я.
— Не заставляй меня ждать. Я хочу с тобой по-хорошему, но, если ты не дашь, я буду по-плохому. Вернусь сюда и подниму шум. Буду ходить за тобой по городу и рассказывать всем, как ты…
— …пооборвал с тебя весь цвет и выбросил в канаву? — сказал я.
— Ненормальный! — хихикнула она. — Но все равно, Лу…
— Я знаю. Тебе недолго ждать, детка.
Пока она принимала ванну, я лежал на кровати. Она вернулась, обернутая в большое полотенце, достала из чемодана трусики и лифчик. Что-то мурлыча себе под нос, надела трусики, а лифчик поднесла мне. Я ей помог, ущипнув раз-другой, а она хихикала и ежилась.
«Мне будет тебя не хватать, детка, — думал я. — Тебе придется уйти, но мне точно будет тебя не хватать».
— Лу… Как думаешь, с Элмером будут хлопоты?
— Я же тебе уже сказал. Что он может? Папаше не вякнет. Я ему скажу, что передумал, и нам со стариком и дальше придется по-честному. Вот и все.
Джойс нахмурилась:
— Это все как-то… ой, сложно очень! То есть мы, кажется, могли бы раздобыть деньги и без Элмера.
— Ну… — Я глянул на часы.
Девять тридцать три. Больше можно не затягивать. Я сел на кровати рядом с Джойс, скинул ноги на пол; как бы мимоходом натянул перчатки.
— В общем, я тебе так скажу, детка, — сказал я. — Это и впрямь сложновато, но так надо. Ты, наверно, слыхала сплетни про моего сводного брата — про Майка Дина? Так вот, Майк этого не делал. Он взял на себя мою вину. Поэтому, если ты начнешь языком по всему городу трепать, все выйдет гораздо хуже, чем ты себе представляешь. Люди задумаются, и не успеет отшуметь…
— Но, Лу… Я ничего не собираюсь рассказывать. Ты же ко мне приедешь, и мы…
— Ты лучше дай мне закончить, — сказал я. — Я тебе говорил, как Майк упал с восьмого этажа? Только он не сам упал — его убили. Это устроил старик Конуэй и…
— Лу… — Она вообще ничего не поняла. — Не вздумай ничего делать с Элмером! Так нельзя, дорогуша. Тебя поймают, ты сядешь в тюрьму, и… ох, дорогуша, даже не думай!
— Меня не поймают, — сказал я. — Меня даже не заподозрят. Подумают, что он, по обыкновению, набухался, вы поссорились и оба убились.
Она все равно не поняла. Засмеялась, но при этом чуть нахмурилась:
— Но, Лу, — чепуха какая-то. Как я могу убиться, если…
— Легко, — сказал я и хлестнул ее по лицу.
И по-прежнему она не понимала.
Она поднесла руку к щеке и медленно потерла.
— Л-лучше не надо так сейчас, Лу. Мне же ехать еще и…
— Ты никуда не поедешь, детка, — сказал я и ударил ее снова.
Вот тут наконец до нее дошло.
Она вскочила — и я вскочил с нею. Развернул ее и пробил ей быструю двойку — ее отнесло через всю комнату спиной вперед, она ударилась о стену и съехала на пол. Шатаясь, поднялась на ноги: ее качало, она что-то бормотала — и рухнула мне навстречу. Я выписал ей еще.
Я прислонил ее к стене и бил — словно тыкву. Сначала жестко, а потом все проваливается. Она осела на пол, колени подломились, голова поникла; а затем оттолкнулась и медленно, по дюйму, начала приподниматься снова.
Видеть она не могла; я не понимаю, как там можно было видеть. Не знаю, как можно было вообще стоять или дышать. Но она подняла голову, покачиваясь, и воздела руки — воздела и развела и не опускала. И заковыляла ко мне — как раз когда во двор въехала машина.
— Гага-габи… целуй гыгы-га…
Я двинул ей апперкотом чуть ли не от самого пола. Раздался резкий «кре-ек!», все тело ее дернулось вверх и обрушилось кучей. И подняться больше не пыталось.
Я вытер перчатки о ее тело — кровь все-таки ее, тут ей и место. Взял пистолет из комода, выключил свет и закрыл за собой дверь.
На крыльцо поднялся Элмер, дошел до двери. Я открыл ему.
— Здар-рово, Лу, старина, старина, старина, — сказал он. — Точно вовремя, а? В-вот-те Элмер Конуэй, всегда вовремя приходит.
— Бухой, — сказал я. — Вот каков Элмер Конуэй. Деньги принес?
Он похлопал по толстой коричневой папке под мышкой.
— Что, непохоже? Где Джойс?
— В спальне. Давай проходи. Захочешь ей заправить — она и не пикнет.
— Во! — Он глупо заморгал. — Э, не надо так говорить, Лу. Сам же знаешь, мы поженимся.
— Как угодно, — пожал плечами я. — Но могу и на деньги поспорить, она там вся разлаталась, тебя ждет.
— Ну, может…
Он вдруг повернулся и затопал по коридору. Я прислонился к стене — ждал, когда он зайдет в спальню и включит свет.
Я услышал его:
— Здар-рово, Джойс, старушка, ста-ста-стар-р-р… — Услышал глухой удар, какое-то бульканье, словно его душили. Затем он сказал — завопил: — Джойс… Джойс… Лу!
Я медленно зашел. Он стоял на коленях, и все руки у него были в крови, а через подбородок шла широкая полоса, где он вытирал ладонь. Он смотрел на меня, раззявив рот.
Я рассмеялся — пришлось, иначе я бы сделал что похуже, — а у него глаза прижмурились, и он заревел. Я же вопил от хохота, сгибаясь пополам и шлепая себя по коленям. Меня крючило, я ржал, пердел и хохотал еще и еще. Пока смех из меня весь не вышел. Я израсходовал весь хохот на свете.
Элмер поднялся с пола, размазывая кровь по лицу рыхлыми руками, тупо глядя на меня.
— К-кто это сделал, Лу?
— Самоубийство, — ответил я. — Совершенно точно покончила с собой.
— Н-но т-тут же явно…
— Здесь явно только это! Так оно все и было, ты меня слышишь? Самоубийство, слышишь меня? Сама, сама, сама! Я ее не убивал. Не смей говорить, что я ее убил. ОНА УБИЛА СЕБЯ САМА!
Тут я и застрелил его — прямо в раззявленный дурацкий рот. Я разрядил в него весь пистолет.
Нагнувшись, я сложил ладонь Джойс на рукояти пистолета, затем бросил ее руку рядом с телом. Вышел из дому и снова двинулся через поля — и ни разу не оглянулся.
По дороге я отыскал доску и принес с собой к машине. Если машину кто заметил, эта доска — мое алиби. Мне пришлось сходить найти ее, чтобы подсунуть под домкрат.
Домкрат я водрузил на доску, поднял машину и поменял колесо. Бросил инструменты в машину, завел мотор и задним ходом выехал на Деррик-роуд. Обычно я не стал бы выезжать ночью задним ходом на шоссе с выключенными огнями — скорее уж без штанов бы поехал. Но сегодня — не обычно. Я просто не подумал.
Если бы «кадиллак» Честера Конуэя ехал чуть быстрее, я бы сейчас вам этого не рассказывал.
Он, ругаясь, вывалился из машины, увидел, кто я, и выругался еще крепче:
— Черт бы тебя драл, Лу, ты-то должен понимать! Убиться хочешь, за-ради Христа? А? Ты вообще что
