– Один хрен, Братья – мужики что надо, – сообщили хором близнецы и провозгласили: – Хлебнем же за них!
Выпить за Братьев никто не отказался. Но потом сама собой вспыхнула небольшая дискуссия: а стоило ли за них пить? Не переходя в рукоприкладство, дискуссия тихо умерла, так как Петруха не унимался и продолжал разжигать в нас похоть рассказами о том, как однажды «залюбел» негритянку. Она, конечно, курва, наградила его «французским насморком», но он не в претензии. Ибо негритянка, ребята – это вещь!
– Вещь в себе, – подняв палец, объявил искушенный в экзотике (после недавнего флоридского отдыха) Генрик.
– Пошляк, – хором сказали близнецы и предложили: – А не хлебнуть ли нам за негритянок?!
– И за китаянок! – добавил я.
– Не гони, торопыга, – возмущенно сказали братья.
– Не буду, – согласно качнул я головой.
За негритянок хлебнули все. Потом за китаянок. Потом Петруха заорал:
– Вон, вон их везут!
Но везли вряд ли «их». Над дорогой проскользнул штабной транспортер, в котором лишь при очень большом желании можно поместить десяток совершеннолетних девиц. Ну, китаянок – десятка полтора. Уложив плотненько в поленницу.
– Облом, – хором сказали близнецы и добавили: – Хлебнем за жизнь без обломов!
Близнецов опять поддержали все.
Потом мне захотелось петь. Я встал и, разведя широко руки (так всегда делают телевизионные певцы в косоворотках), затянул «Шумел камыш». Кто-то подхватил, кто-то нет, но в целом получилось неплохо. Хотя можно было и лучше. Под гармошечку. Но ее с нами не было.
– А кто мне скажет, где моя гармошечка? – спросил я строго у притихшего служивого люда.
– Да, где твоя гармошечка? – ехидно спросил служивый люд у меня. – Ну-ка, быстро за ней! Умрем ведь с тоски, пока девок дождемся.
– Гена, ты проводишь своего старого забывчивого друга за гармошечкой? – поинтересовался я. – Только надо быстро. Быстро-быстро-быстро. Бегом!
– Всепре… Всенепе… О-бя-за-тельно, – элегантно выкрутился из предательских тенет русского языка находчивый армянин.
Да, пиво у Братьев было крепкое! Кроме того, я заметил, как Меньшиков подливал в бочонки что-то прозрачное, знакомо булькающее. Интересно, имеют ли терране представление о том, что иные технические жидкости можно пить?
Сперва мы бежали. Быстро-быстро-быстро. Но почва из-под ног убегала гораздо быстрее. Подняв заливисто хохочущего Генрика с дороги в четвертый или пятый раз, я сказал:
– Можем мы, наконец, товарищ и мастер сержант, хотя бы в выходной день не бегать? Ходить. Да не просто ходить, а вразвалочку так, вальяжно, как… как гуси?.. Как жирные неторопливые гуси, которых зарежут только осенью и которым поэтому совершенно некуда спешить?
– Можем, – крайне резко кивнув, заверил меня Генрик. – Имеем полное право. Да мы просто обязаны сегодня ходить вразвалочку и вальяжно. Именно как гуси. Гуси-лебеди.
– Гуси-лебеди летели, в жопе яицца звенели! – обрадовался я. – У нас звенят?
– Вовсю. Аж уши глохнут. Вывод: срочно нужны девки!
– Или гармонь, – добавил я. – Ударим аккордом по пошлому звону!
– Ударим, – миролюбиво согласился он после секундного раздумья.
Целиком занятые этими высокоинтеллектуальными беседами, мы незаметно приблизились к воротам.
Ворота стояли нараспашку. Сильвер голышом валялся поодаль на травке и дымил роскошной трубкой «Данхилл». Трубка была не абы какая, но с пятью точками. Блестящие, как радиаторная решетка «Ролс- Ройса» протезы, казалось, вырастали прямо из культяпок. Рядом валялся Игорь Игоревич в цветастых трусах и тоже дымил, только сигарой. Мускулатура у него была – дай бог каждому! Не такая выдающаяся, как у Сильвера, но зато гораздо более сухая – ни грамма жира.
Дымящие гиганты лениво переговаривались.
Мы, соорудив на лицах полнейшую непроницаемость, относительно твердо прошагали мимо.
– Эгей, мужчины! Хорошо отдыхается? – спросил вдогонку Сильвер.
Мы разом повернулись и удовлетворенно кивнули.
Сильвер показал нам большой палец, похожий на коленвал гусеничного трактора, и повалился обратно в траву.
По базе шатались полуодетые легионеры, имеющие только довольные морды. Из одной казармы слышался отличный баритон, который под неплохой гитарный дуэт задушевно выводил «Hotel California».
Я немедленно подхватил. Допеть мне, увы, не дали…
Посреди дороги, широко расставив длинные ноги, стоял, покачиваясь, мой благородный соперник Бобсон, и рыжая его макушка упиралась в небосвод. Длинный, густо заляпанный веснушками нос Бобсона украшали замечательные зеркальные очки. Отраженное от них солнце нестерпимо жгло мои наглые зенки,
