маршрутный номер 679. Будете спускать поезд одним паровозом…
— Что… что вы сказали? — Олекса не поверил тому, что слышал.
— Я сказал, что вы будете спускать поезд самостоятельно, одним паровозом. Конечно, в том случае, если вы готовы к этому.
— Готов, готов, товарищ Рыжов! — закричал Олекса.
Диспетчер все с тем же нетерпением, как бы раздраженным голосом сказал:
— Мы так и думали… Татьяна Степановна, ваш учитель Головин, начальник отделения дороги и я. Действуйте!
—. Есть действовать! — Олекса выключил радио, щелкнул по черной коробке ногтем. — Бог, а не человек!
Олекса провел «Галочку» мимо паровоза Твердохлеба. Старый механик, мрачный и злой, стоял у окна: ему, повидимому, уже был известен приказ диспетчера.
— Счастливо оставаться, Петр Васильевич! — Олекса дружелюбно помахал шапкой.
Твердохлеб повернулся к Сокачу спиной.
«Галочку» прицепили к тяжелому составу пульманов, груженных железной рудой.
«Если такой поезд разнесет на уклоне, то и костей не соберешь», — подумал Андрей Лысак. Он уже не дремал. До сна ли ему теперь! Сидел у окна и с тревогой поглядывал на Сокача: уверен ли тот в своих силах, в паровозе, сумеет ли благополучно спустить поезд или наломает дров?
Да, как будто уверен: рука твердо лежит на реверсе, в глазах — ни искорки беспокойства. Только по губам его, бледным, плотно сжатым, можно было догадаться, что он волновался.
Андрей на всякий случай пересел поближе к двери, чтобы во-время соскочить, если паровоз перестанет повиноваться Олексе.
В гору, до перевала, «Галочка» медленно, с большой натугой тащила поезд. На перевале, в первом туннеле, Олекса закрыл регулятор.
Четырехосные пульманы, туго сжатые в единое целое, в тяжеловесный поезд, набирали скорость. За окном, в утреннем тумане, мелькали телеграфные столбы, отвесные стены межтуннельных выемок, ветвистые елки, закутанные в пухлые снега.
Вот и первый мост на четырех высоких быках.
Олекса дал сигнал торможения: три резких, отрывистых свистка, и начал придерживать поезд. Вагоны плавно замедляли ход: реже мелькали телеграфные столбы, тише стучали колеса о рельсы.
Проскочили второй туннель, третий…
Андрей вытер со лба холодный пот, облизнул пересохшие губы и позволил себе закурить. «Везет же парню! — подумал он с завистью. — Удачник! Завтра или послезавтра опять в газетах появятся статьи: трудовой подвиг самого молодого машиниста Закарпатья…»
«Галочка» рассекала Карпаты уже без пара, с закрытым регулятором. Стоило Олексе отпустить тормоза, как вагоны, гремя буферами, толкая друг друга, стремительно покатились под гору. Метров через двести поезд набрал предельно допустимую здесь скорость. Олекса беспокойно посмотрел на телеграфные столбы: по ним все машинисты определяют скорость. Кажется, пока вполне терпимо.
— Давай, Олекса, давай! — подзадоривал Иванчук механика.
«Тише едешь — дальше будешь», — хотел посоветовать Андрей, но промолчал.
Поезд на крутом повороте изогнулся в такую дугу, что показалась хвостовая тормозная площадка с кондуктором на ней, одетым в бараний тулуп. Теперь хорошо были видны колеса пульманов, окутанные дымом, брызжущие крупными искрами, как наждачные точила.
«Галочка» гулко пересчитывала пролеты мостов, грозно скрежетала на кривых. Все эти стуки и скрежеты со страшной силой отдавались в сердце Андрея Лысака. Нет, профессия горного машиниста слишком опасна, не по душе сна Андрею. Надо удирать, пока не поздно.
На одном из поворотов Андрей увидел заснеженную гору. У ее подножия стоял станционный домик под оцинкованной крышей и тупик-улавливатель. На снежном фоне хорошо был виден черный силуэт входного семафора. Его рука была поднята.
— Вот и станция Поп! — пританцовывая, сказал Иванчук. — Гоп! Гоп! Гоп!
Андрей Лысак перевел дыхание. Слава богу, опасное путешествие кончилось. И не по
вторится оно больше никогда. Хватит, наездился!
Как только паровоз остановился у контрольного столбика, на «Галочку» поднялся начальник депо Мазепа: он любил проверять работу паровозных бригад на линии, вдали от Явора. Инженера Мазепу сопровождала плотная черноглазая, седоголовая женщина в строгом форменном костюме. Она улыбалась, но Мазепа был непривычно свирепым.
— Что вы наделали, окаянные души? — кричал он, потрясая над головой кулаками и наступая на Сокача. — Я спрашиваю, что ты наделал?
— Товарищ начальник, мы же договорились!
— Слыхали? — Мазепа посмотрел на седоголовую женщину. — Видали? Начальство в сговоре с подчиненным! — Мазепа вдруг рассмеялся. — Подтверждаю: мы договаривались. Познакомься, — сказал он, подталкивая Олексу в сторону улыбающейся женщины: — Татьяна Степановна Королевич. Наш новый паровозный диспетчер. Твой покровитель.
Сокач, Довбня, Иванчук и даже Лысак единодушно засмеялись. Татьяна Степановна смутилась и молча, взглядом, спрашивала паровозников, что их так развеселило. Олекса рассказал, в каком облике он и его бригада представляли нового диспетчера: белокурый перманент, кровавые клипсы в ушах, нарумяненные губки, напудренный носик, гордо вознесенный к небу. Татьяна Степановна слушала и смеялась вместе со всеми.
Начальник депо властно взмахнул рукой:
— Всем настроиться на самую серьезную волну и слушать важную новость! Татьяна Степановна, выкладывайте!
Все с любопытством смотрели на диспетчера, мысленно гадали, какой новостью она их обрадует. Татьяна Степановна своим певучим, молодым голосом сообщила, что начальник Закарпатского отделения дороги просил передать бригаде комсомольского паровоза благодарность за скоростное вождение тяжеловесных поездов. Новаторство комсомольцев будет отмечено в специальном приказе.
— Это еще не все новости, — предупредил Мазепа.
— Да, есть еще одна. — Татьяна Степановна провела рукой по седым волосам, аккуратно уложенным на маленькой красивой голове. — Отделение дороги решило перебросить ваш паровоз на заграничные линии. Будете водить поезда в Чехословакию, Венгрию, Румынию. Вот, теперь новости все. Можете следовать дальше, на равнину, а мы поедем в горы.
— Агитировать Твердохлеба, чтобы скорее перенимал ваш опыт, — добавил Мазепа. — Ну, а ваши как дела, товарищ практикант? — спросил он, переводя взгляд на Лысака, который с нарочитой скромностью затаился в стороне.
«Сказать ему или не сказать, что хочу навсегда распрощаться с паровозом?» — подумал Андрей.
— Почему молчишь? Чем недоволен? — допытывался Мазепа. — Не поладил с бригадой? Поездка не понравилась?
Андрей, не краснея, солгал:
— Хорошая поездка и бригада неплохая.
— Так в чем же дело? Почему ты такой невеселый?
— Я невеселый? Что вы, товарищ начальник!
Мазепа внимательно посмотрел на угрюмое лицо практиканта:
— Значит, я ошибся? Значит, надо считать тебя веселым? Пусть будет так. С тем и до свидания!
Сокач, Иванчук и Довбня засмеялись. Сдержанно улыбнулась и Татьяна Степановна. Андрей еще больше насупился. «Уйду! Не по дороге мне с вами».
С земли донесся голос главного кондуктора:
— Поехали, сынки!
От станции Поп железнодорожный путь все еще падал вниз. Оглашая окрестные горы предупредительными гудками, «Галочка» с грохотом проносилась по ущельям, по скалистому карнизу, вдоль Каменицы, по мостам. Микола Довбня почти не подбрасывал угля в топку. Изредка подкачивал воду в котел
