— Вот мы вместе в Техноложку и поступили, на втором курсе поженились, закончили вуз. Сергей Иваныч всегда тяготел к общественной работе, был секретарем комсомольской организации, потом стал внештатным инструктором обкома, а там и вообще в гору пошел.
— А что он за человек вообще, Наталья Ивановна? — тихо спросила я.
— Человек? — Она задумалась. — Вообще-то он человек хороший. Рита в него пошла характером. Я немножко взрывная, а она, как отец. Ровная, рассудительная.
— А чего ж развелись? — будто бы невзначай включился Синцов.
— Ой, — Наталья Ивановна махнула рукой, — даже вспоминать не хочется. Вот вспоминаю и думаю, что теперь бы не развелась, перетерпела бы. А тогда, в молодости, все были максималисты.
— Пил, что ли? — продолжал Синцов.
— Да ну, какое там пил! — махнула рукой Наталья Ивановна. — Ив рот не брал, даже по большим праздникам.
— Застукали, что ли, с кем-то? — совсем уже освоившись, в лоб спросил Андрей.
— Да нет, — посерьезнела Наталья Ивановна, совершенно не обидевшись на Андрея. — Хуже.
— А что ж хуже-то? — теперь уже я проявила настойчивость.
— Ой, даже говорить неловко. Все у нас хорошо было, только Сергей играл.
— Играл? — переспросили мы с Синцовым в один голос.
— Играл, причем жутко. Уходил на всю ночь, в какие-то картежные притоны, проигрывал все, даже одежду с себя. Ритка была маленькая, и я каждый раз не знала, на что ей молоко покупать. Все проигрывал, и свое, и мое, и дочкино. Один раз ее сережки проиграл. Сам же ей на пять лет подарил, маленькие такие, золотые шарики. А потом ушел в пятницу играть, а в субботу утром прибежал, забрал их и опять убежал. Потом каялся, прощения просил. Я, говорит, как больной, не могу без этого, просто разум теряю. Вот после этого я и развелась.
— А он? — Мне пришлось потребовать продолжения, поскольку Наталья Ивановна умолкла, видимо, погрузилась в воспоминания десятилетней давности.
— А что он… Вот если бы не это, какой был человек! Красивый, добрый, талантливый. Я и не удивилась, что он так быстро сделал карьеру. В Москву перевелся.
— Наталья Ивановна, а с кем он играл? И где, в каких таких притонах?
— Ой, был у него какой-то знакомый, старше его намного, лет на десять. Тоже Техноложку заканчивал. У него они и собирались.
— А кто они? — продолжал допытываться Синцов.
— А я не знаю, кто-то из его приятелей, наверное, еще институтских. Хотя нет, если бы институтские, я бы их знала, — задумалась Наталья Ивановна. — Наверное, какие-то чужие.
— А знакомого, у которого играли, вы сами видели? Они, кстати, что — у него дома собирались?
— Знакомого я видела пару раз, — медленно сказала Наталья Ивановна. — Да, они у него дома играли. Он жил где-то на Фонтанке, во дворах. Дом потом расселили.
— А как же Сергею Ивановичу удалось с такой пагубной страстью сделать карьеру? — поинтересовалась я. — Или он потом прекратил играть?
— Вы знаете, думаю, что прекратил. Слышала, что знакомый этот вскоре после нашего с Сергеем развода разбился на машине. Видимо, Сергею не с кем стало играть, а потом он и вообще в Москву уехал.
— А как знакомого звали? — задал невинный вопрос Синцов.
— Звали его Евгением, отчества не помню, а фамилии и не знала, — добросовестно ответила Наталья Ивановна. — А что? Он имеет какое-то отношение к делу?
— Да нет, просто спрашиваем, — успокоила я ее. — Странно, что Ритин папа на похороны не пришел, вот и хочется о нем побольше узнать.
— Вы, наверное, думаете, что он забыл про Риту? Что вы, он всегда к Рите прекрасно относился, даже после развода. Конечно, виделся он с Ритой за эти десять лет раза три всего, но деньги присылал всегда, звонил часто, у меня интересовался, как Рита растет, нет ли проблем. Я вот думаю, что он стеснялся к Рите приходить, чувствовал свою вину за наш развод.
— А чего ж он на похороны не пришел? — продолжал гнуть свое Синцов. — Вы с ним виделись после Ритиной смерти?
— Конечно. Он как раз был здесь в командировке. Днем, как всегда, мне позвонил, поинтересовался, как Рита, сказал, что деньги за октябрь уже перевел — он мне на книжку слал переводы. А потом уже утром звонил, плакал. — На глазах у Натальи Ивановны тоже показались слезы.
— Значит, он вам позвонил утром в воскресенье? А откуда он узнал о смерти Риты? — Мне это показалось странным. Я промолчала о том, что Ритин папа приходил на место происшествия, когда еще не был закончен осмотр трупа.
Наталья Ивановна задумалась. Видно было, что этот вопрос не приходил ей в голову.
— Даже и не знаю. Во всяком случае, не от меня. А что, это имеет значение?
— Да нет, просто странно, что он на похороны не пришел, раз оказался как раз в это время в Питере, — сказал Андрей.
— А его вызвали в Москву срочно. Ничего в этом странного нет. А потом — ну как бы он себя чувствовал среди моих родных? Его уж все забыли… Но он денег оставил. Все похороны на его деньги и поминки тоже. Мне бы не потянуть было…
— Наталья Ивановна, а где он останавливался, приезжая из Москвы? В гостинице? Или где-то в семье?
— Ой, а я и не знаю, — задумчиво сказала Наталья Ивановна. — Я же ему не звонила, это он мне звонил всегда. В гости-то я к нему не ходила, вот и не знаю.
— Наталья Ивановна, скажите, а Рита могла встречаться с отцом так, что вы об этом не знали? — вступил Синцов. И я мысленно ему поаплодировала за этот вопрос.
Ритйна мама задумалась, и я поняла, что она ответит по-честному. До того как она задумалась, я боялась, что она может с ходу сказать «ни за что», просто потому, что ей это не приходило в голову. И Андрей тоже ждал, затаив дыхание. Все-таки это была версия, и ее нужно было проверить.
— Не думаю, — медленно сказала она после паузы. — И не потому, что я ничего об этом не знаю. Конечно, Ритка могла встретиться с отцом без моего ведома и могла ничего не говорить, просто чтобы меня не расстраивать. Только я бы почувствовала, что ее что-то тревожит. Или волнует. Не могла бы она спокойной оставаться. А она как раз такая безмятежная была в последнее время…
И Наталья Ивановна зарыдала. Андрей обнял ее за плечи. Я накапала корвалола, стоявшего на столе наготове. И пока считала капли, думала, стиснув зубы, что я очень хочу посмотреть в глаза тому, кто убил Риту Антоничеву. В его бессмысленные наркоманские глаза. Я очень хочу его поймать.
Так кончился четверг.
В пятницу я проснулась в шесть утра. За полтора часа до звонка будильника. Сна не было ни в одном глазу. Лежа на спине и разглядывая потолок, я привычно стала перебирать в уме всех моих потерпевших: и старушку Цилю Шик, и художницу Базикову, и молодых девушек — Анжелу Погосян, Женю Черкасову и Риту Антоничеву, и маму трехлетнего сына Иванову. Зачем их убили? Во имя какой цели? У меня в практике был случай, когда некий урод влюбился в красивую молодую женщину, которая была замужем, счастлива в браке и воспитывала маленького сынишку. Этот псих ее преследовал изощреннейшими способами: подкарауливал на улице, прыгал на нее с крыши, лазил в окно, а когда она недвусмысленно дала ему от ворот поворот, стал расклеивать по институту, где она работала, листовки — мол, такая-то больна венерическими болезнями. Ей, несчастной, пришлось даже сходить в вендиспансер и предъявить коллективу справку, что она здорова. В итоге он явился к ней домой с охотничьим ружьем, хладнокровно застрелил ее, разворотив всю грудную клетку, а потом пошел в милицию и сказал, что она насылала на него порчу, и он вынужден был ее убить. А дальше — заключение психиатрической экспертизы о невменяемости субъекта, принудлечение, психбольница специального типа на несколько лет, а потом — снятие принудлечения и освобождение. И овдовевший муж потерпевшей, и осиротевший мальчик.
Только сослуживцы погибшей не поверили в его невменяемость. Они провели собственное расследование и писали во все инстанции, что злодей незадолго до убийства посещал Публичную библиотеку, где брал труды по психиатрии и даже делал в них пометки, а дома у него при обыске
