Сообразив, что звонит телефон, я взяла трубку. Это был мой бывший муж. Язвительно поинтересовавшись, что это я вдруг ночую дома, он сообщил, что ему в два часа надо уходить, поэтому хотелось бы, чтобы я до этого времени забрала ребенка.
— О Господи, — простонала я, — и ради этого ты звонишь ни свет ни заря!
— Швецова, ты пьяная, что ли? — ледяным тоном осведомился он.
— Почему это? — От обиды я почти проснулась.
— Так посмотри на часы. Пять минут первого… Я охнула.
— Не волнуйся, я приеду, — ответила я Игорю, и вскочив с постели, лихорадочно начала собираться.
Умываясь, одеваясь делая зарядку, я старалась не встречаться глазами со своим отражением в зеркалах. Оно меня не радовало. Синяки под глазами, а главное — такое напряженное выражение лица, что даже мне становилось не по себе, когда я наталкивалась на него в зеркале, а что уж о других говорить…
Перед уходом я сняла телефонную трубку, чтобы позвонить Синцову и узнать, не нашелся ли Антоничев, начала набирать номер телефона его кабинета, но передумала и некоторое время стояла с трубкой в руке. Потом позвонила на мобильный Кораблеву.
— Пока вы спите, — начал он с места в карьер, — я вам уже все раскрыл…
— Что ты раскрыл, Леня? — не поверила я. — Антоничева, что ли, нашел?
— Антоничева сами ищите, я вам связь нашел вашего вчерашнего трупа.
— А что, его уже установили?
— Дождешься от уголовного розыска, как же. Установят его, ага.
— А как же ты связь нашел?
— Если очень захотеть… В общем, надо ехать задерживать…
— Леня, давай по порядку, — взмолилась я, — кого и за что задерживать?
— В общем, пишите бумагу на поощрение.
В конце концов он рассказал, что у него включено прослушивание телефонных переговоров одной группировки, и по технике прошло, что они знают о нашем вчерашнем трупе, и что у убитого парня есть близкий кореш, с которым они вместе подрабатывали, причем явно не разгрузкой вагонов. Кореш этот в розыске за убийство, и есть данные, что он отсиживается в одном областном поселке. Надо ехать туда. Причем я тоже должна ехать.
— А я-то зачем? Поезжайте с Синцовым и привезите его.
— Вряд ли это получится. Лучше вы с нами съездите, сразу и допросите.
— А что, вы не можете его по розыску задержать? А я подъеду хоть в главк, хоть в РУБОП и допрошу его.
— И не просите. Надо ехать. Колоть его нужно тепленького. Мы его возьмем, а вы уже с протоколом…
— Леня, я сегодня не могу, у ребенка музыка.
— Во сколько?
— В три…
— Ну и отлично. Ехать надо к вечеру. Я часов в семь за вами заеду.
— Леня!.. — Но он уже отключился. Я перезвонила Горчакову.
— Лешка, ты что-нибудь знаешь?
— О чем?
— О том, что Кораблев установил связь нашего вчерашнего покойника.
— Первый раз слышу.
— Леш, у меня к тебе просьба: позвони Кораб-леву, он тебе все расскажет, а потом свяжись с Синцовым.
— С Синцовым? А я думал, он у тебя ночевал…
— Ты о чем-нибудь другом думать можешь? Почему он должен был у меня ночевать?
— Мне так показалось.
— Ой, Лешка! Пока я исполняю материнские обязанности, узнай, чего там с кровавым отпечатком из парадной, которую ты осматривал. Я надеюсь, труп дактилоскопировали?
— Не учи ученого. Дактилоскопировали, и я все отправил криминалистам.
— Узнай, что там у криминалистов.
Мы договорились созвониться, и я помчалась за ребенком.
Вся в переживаниях по поводу вчерашних событий, в том числе и по поводу объяснения с Синцовым, я даже не поскандалила с бывшим супругом, да и вообще словом с ним не перемолвилась, к его большому разочарованию; схватила в охапку ребенка, и мы поехали на музыку.
По дороге ребенок стряс с меня страшную клятву, что после музыки мы пойдем в зоомагазин покупать жабу.
— Я узнавал, зоомагазин работает без выходных и без обеда.
— Понятно, жаботорговля нон-стоп…
И вот настал этот волнующий миг, когда мы приступили к выбору жабы. В принципе, к рептилиям я отношусь спокойно и даже могу их потрогать. Напрягшись и вспомнив школьные уроки биологии, я просветила ребенка на тот счет, что у жаб температура тела ниже, чем температура окружающей среды, а у человека — выше, поэтому прикосновение человеческих рук причиняет им ожог.
Но когда я воочию увидела зоофобусов, я чуть не заплакала. Жаба была уже оплачена, выбран и упакован террариум, и пути назад не было. Напрасно меня увещевали продавцы, показательно беря в руки этих мерзких желтых червяков и уверяя меня, что они совершенно не страшные и никакого вреда причинить мне не смогут. Я тряслась и отвечала, что переоценила свои возможности. Логике эти мои ощущения не поддавались. Наконец я позволила ребенку забрать жабу, втайне надеясь, что она окажется нежизнеспособной и сдохнет еще до первого кормления.
Бортики террариума выглядели низкими, и я справилась, не будет ли жаба вылезать.
— Что вы, — сказала милая девушка, ведавшая в зоомагазине этой пресмыкающейся живностью, — жабы не вылезают.
— То есть я не найду ее невзначай в своей постели? — уточнила я.
Меня торжественно заверили, что этого не произойдет ни в коем случае. Для полноты впечатлений мы купили еще и брошюрку о содержании земноводных, в которой меня заинтересовала фраза о том, что для многих натуралистов выбор жаб в качестве домашних животных обусловлен жабьей неприхотливостью и приятными манерами (так и было написано в книжке).
Мы торжественно принесли жабу домой, причем мне была доверена переноска гитары, так как Гошкины руки были заняты террариумом.
Первое, что сделала жаба, когда террариум был установлен на приготовленное для него место, — вылезла из него на пол. В панике я бросилась звонить в зоомагазин.
— Вы же мне обещали, что они не вылезают! — истерически взывала я.
Работники магазина были в растерянности.
— Но они действительно никогда не вылезают! — удивлялась та самая милая девушка. — У вас какая-то нетипичная жаба, если хотите, приносите ее обратно, мы вам поменяем.
Но я отказалась от обмена. Жаба начинала мне нравиться. За то время, что я разговаривала по телефону, она успела пропрыгать до журнального столика, и Гошка посадил ее на столик. Жаба отдохнула и со столика спрыгнула прямиком в стоявшую на полу вазу с цветами. Цветы стояли уже три дня, вода, наверное, попахивала болотом, и жаба погрузилась в нее по уши, чувствуя себя в безопасности и выпученными глазами наблюдая, как мы с Гошкой ломаем руки над вазой.
— Мама, — ныл ребенок, — надо ее вытащить, а то она утонет…
Я, честно говоря, и сама побаивалась, что она утонет в вазе. В этот самый момент очень кстати позвонил журналист Старосельцев с вопросом, что новенького происходит в моей жизни. Я ответила, что у меня жаба в вазе с цветами, и он даже испугался, но все быстро разъяснилось. Журналист успокоил меня и сказал, что сейчас приедет и поможет укрощать жабу.
Он действительно приехал довольно быстро, и не один, а с приятным молодым человеком, таким
