разлетелась вдребезги, сивуха потекла по столу на землю.
Голопузые палестинцы Василь и Руслан засмеялись от восторга за тыном. Катюха, все еще сидя на земле и нянча свою руку, смотрела на меня с ненавистью, старик Гринько тихо заплакал, а я от его этих слез завелась еще больше. Я знала это чувство и раньше, но только по описаниям подследственных. Чем больше крушишь, ломаешь, бьешь, говорили они, тем больше сатанеешь от того, что кто-то вынудил тебя быть разрушителем, и — крушишь еще больше! Теперь это было со мной: Гринько и Катюха продолжали смотреть на меня, и после бутыли я, к радости Василя и Русланчика, рубанула топором самогонный аппарат — довольно громоздкое сооружение с двумя металлическими бачками и витым латунным змеевиком.
— Не-ет! — словно от боли застонал старик Гринько и закачался, но мне его страдания были «до фонаря»…
Змеевик аппарата, брызнув сивушным соком, раскололся с первого удара, а все остальные части — с третьего или с пятого, уж не помню. Еще одним ударом я смела со стола и лейку, и мерную колбу, а потом бить уже было нечего, разве что «Спидолу», которая от тряски брякнулась на бок, перескочила с мюнхенской волны на киевскую и продолжала вещать по-украински:
— «Ми вже звикли до термiна „нове мислення в мiжнародних справах“ i бачимо реальнi плоди зовнiшньоi полiтiки, яку проводить нинiшне керiвництво Радянського Союзу. Сьогоднi у Кремлi Голова Ради Мiнiстрiв Радянського Союзу товарищ Миколай Рижков прийняв Голову керiвництва компанii „Оксiдентал петролiум“ Армана Хаммера…»
Сумасшедший дом!
Я тряхнула головой, постепенно приходя в себя и остывая. Хотела отшвырнуть топор и уйти, но черт эту Катьку знает — психическая, схватит топор и запустит в голову. Потому сквозь зуд зеленых мух я прошла через двор к дощатому скворечнику-сортиру. Этот Гринько жидится потратить деньги на канализацию и держит во дворе выгребную яму — рассадник антисанитарии! Я толкнула дверцу сортира и швырнула топор в очко. В густом дерьме он утонул, не булькнув. После этого, отряхивая с кителя пыль, я направилась к калитке. Пацаны, торчавшие на улице за калиткой, прыснули в разные стороны при моем приближении. Киев продолжал сообщать новости дня: Громыко принял председателя Европейского парламента, «Фобос-1» продолжает полет к Марсу, советский космонавт Владимир Ляхов и афганский космонавт Абдул Ахат Моманд награждены за совместный полет. Все хорошо, прекрасная маркиза!..
Старик Гринько стоял у беседки и горестно раскачивался из стороны в сторону, наблюдая, как быстро впитывает земля его сивуху.
— Васька вернется с Афгана — пристрелит тебя, — по-русски сказала мне Катька в спину.
— Я вас шесть раз предупреждала, — ответила я уже в калитке и не удержалась, добавила: — Ты своему Ваське кого рожать будешь — сына или брата?
Катька, туго соображая, захлопала глазами, пыталась понять, что я ей сказала. А я дала подзатыльник вертящемуся у меня в ногах Русланчику и ушла домой под его обиженный рев.
ДОПРОС
Л.М. Горячевой (продолжение)
ВОПРОС: Извините, Лариса Максимовна, я отвлеклась. Но теперь нам никто не будет мешать… Да… Так вот, я бы не хотела пропустить один момент, он очень важен. У вас, как у жены главы правительства, есть личная охрана, а при ваших отношениях с КГБ я думаю, что за вами есть еще и негласная слежка. Верно?
ГОРЯЧЕВА: Еще бы! И гласная, и негласная — какая хотите! Они же меня тайно на видео снимают — особенно если я кольцо надену, кулон какой-нибудь или браслетик…
ВОПРОС: Как же вам удалось уйти от этой слежки и, как вы сказали, тайно добраться до Кунцево, где живет этот еврей-отказник? Или сейчас, ко мне?
ГОРЯЧЕВА: Ну, во-первых, телохранителей у меня уже нет, я от них отказалась. Потому что как раз телохранители чаще всего и совершают покушения на тех, кого охраняют. Вспомните Индиру Ганди! А во- вторых, мне нужна свобода действий, и я сказала, что это недемократично — чтобы жена главы правительства всюду таскала за собой полдюжины жеребцов с ряшками боксеров! Ведь у меня масса общественной работы — я член правлений Детского и Культурного фондов, член комитета защиты мира, член Художественного совета Центрального Дома моделей, член Комиссии Виктора Курлацкого и так далее… Вот… Ну и я сказала, что эта охрана меня компрометирует. Конечно, негласную слежку за мной они оставили. Но торчать на всех наших заседаниях они уже не могут, а дежурят снаружи, на улице. Поэтому уйти от них можно. В тот раз я отпустила своего водителя, сказала, что после заседания Комиссии поеду в машине Курлацкого на его день рождения. Ну и поздно вечером, во время застолья по случаю дня рождения Курлацкого, я взяла у его жены ключи от ее машины, надела ее пальто и шляпку и тихо сбежала, якобы просто покататься по ночной Москве. А мои стражи остались возле дома Курлацкого в своем так называемом ремонтном пикапе. Но я все равно час каталась по Москве, пока не убедилась, что за мной нет хвоста. А тогда уж дунула в Кунцево… Кстати, и к вам вырвалась с помощью такого же трюка…
ВОПРОС: И вы уверены, что никто не знал о вашем визите к этому еврейскому отказнику?
ГОРЯЧЕВА: Абсолютно! Я оставила машину в пяти кварталах от кочегарки Бутмана и все эти пять кварталов шла пешком — одна по ночному Кунцево! Вы представляете? Но зато я видела — за мной нет ни души…
ВОПРОС: Когда это было? Вы помните дату, время?
ГОРЯЧЕВА: Это было в ночь с 7 на 8 июля.
ВОПРОС: И вы застали этого Бутмана в кочегарке?
ГОРЯЧЕВА: Да, конечно.
ВОПРОС: Он был один?
ГОРЯЧЕВА: Да. Представьте себе, в три часа ночи, в кочегарке он зубрил японские глаголы!
ВОПРОС: Японские?! Зачем?
ГОРЯЧЕВА: Я тоже удивилась. Но оказалось, что английский и немецкий он выучил еще в школе, французский — в институте, итальянский — в аспирантуре, иврит — в отказе, а японский начал учить в Лефортовской тюрьме и — увлекся…
ВОПРОС: А он не удивился вашему визиту?
ГОРЯЧЕВА: Еще как удивился! У вас, когда я вошла, было, извините, лицо идиотки, а у него и вовсе — столбняк. Три часа ночи все-таки… Но он быстро взял себя в руки — что правда, то правда… И тут же вышел из кочегарки, весь квартал обошел — проверил, нет ли за мной хвоста. Но все было чисто, и мы с ним хорошо поговорили. Собственно, разговор был короткий: я показала ему эту газету, и он тут же все понял. «Вы меня отпустите на Запад, если я тайно свяжусь с этой гадалкой, верно?» — сказал он. И мы тут же обо всем договорились. И уже через неделю он выехал в Вену, а оттуда — в США…
ВОПРОС: Один или с семьей? Сколько ему лет?
ГОРЯЧЕВА: Ему сорок шесть лет, у него жена и трехлетняя дочка.
ВОПРОС: Как вы устроили ему разрешение на выезд?
ГОРЯЧЕВА: Вы, Анечка, молодец, ничего не пропускаете. Но и я тоже, наверное, могла бы быть следователем — я учла все, что вы имеете в виду. Конечно, если бы Михаил Сергеевич вдруг дал указание отпустить одного Бутмана, это могло бы насторожить КГБ. Поэтому мой муж просто передал Чебрикову весь список отказников, который накануне прислал ему канадский премьер, и сказал: «Выпустите первые десять человек». А Бутман был в этой десятке…
ВОПРОС: Значит, к этому времени ваш муж уже был в курсе этих предсказаний?
ГОРЯЧЕВА: И да, и нет… То есть я сказала ему, что пара предсказаний флоридской гадалки совпала с событиями в Армении и на Кипре, и я хочу с ней связаться, но неофициально…
ВОПРОС: И как он к этому отнесся?
ГОРЯЧЕВА: Ну как! Конечно, назвал меня второй Нэнси Рейган. Но в эти дни все равно нужно было сделать какой-то жест для канадского премьера — черт, все время забываю его фамилию!
ВОПРОС: Малруни?
ГОРЯЧЕВА: Правильно! Малруни! Мы же пробуем отколоть Канаду от Штатов, поэтому мы им все время делаем маленькие уступки. Так и с этим списком отказников…
ВОПРОС: Итак, этот Бутман с семьей выехал в Вену — какого это было числа?
