Шериф Дрейзер задумался. Луммокс тем временем продолжал двигаться к дому.
Тем не менее, Дрейзер решил, что столкнулся лишь с временным затруднением; настойчивость, которая сделала его хорошим полицейским офицером, была его врожденной чертой. Он должен был признать, что в округе станет куда спокойнее, если зверь будет находиться под присмотром дома, пока он не найдет безошибочный способ покончить с ним. Распоряжение Заместителя Секретаря Межзвездного Департамента, разрешающее ему уничтожение Луммокса, было у него на руках, и он чувствовал себя достаточно уверенно, хотя старый судья О'Фаррел лишь саркастически ухмылялся, когда он хватался за пистолет.
Отмена же приказа и последующее распоряжение, откладывающее уничтожение Луммокса, не попали к нему. Новый клерк из бюро 'связи Департамента сделал маленькую ошибочку, всего в один символ. Отмена приговора пошла на Плутон... и все последующие бумаги под тем же шифром последовали за ней.
Дрейзер сидел в своей конторе, крутя в руках смертный приговор Луммоксу и размышлял, как лучше привести его в исполнение. Электроток? Может быть... но он не знал, какое напряжение потребуется в данном случае. Перерезать Луммоксу горло? Шериф не мог представить, какой придется подбирать нож и что будет делать в это время зверь.
Ни взрывчатка, ни огнестрельное оружие тут не подойдут. Подождите! Если заставить чудовище как можно шире открыть пасть, тогда можно зашвырнуть ему в глотку заряд, который выпотрошит его дочиста. Так точно, сэр, -- оно сразу же подохнет! Броню носят многие животные -- черепахи, крокодилы, например, -- но у всех она снаружи, а не внутри. И эта зверюга не исключение; шериф несколько раз заглядывал ему в пасть, когда пытался скормить яд. Броневые плиты у Луммокса только снаружи; а внутри все розовое, влажное и мягкое, как и у всех.
Значит, так: он скажет, чтобы мальчишка Стюарт приказал зверюге открыть пасть, и... нет, тоже не пойдет. Мальчишка увидит, что я собираюсь делать, и тогда... еще одна вдова полицейского будет получать пенсию. Мальчишка совершенно от рук отбился... просто удивительно, как мальчик из хорошей семьи катится по наклонной плоскости прямиком в тюрьму.
Нет, мальчишку надо под каким-нибудь предлогом отправить вниз в город и в его отсутствие все сделать. Они могут предложить животному какую-нибудь вкуснятину и сказать: 'Ах, какая прелесть!', а оно откроет пасть...
Он посмотрел на часы. Сегодня? Нет, ему еще надо выбрать оружие и кое с кем переговорить, чтобы все шло, как часы. Завтра рано утром... лучше всего убрать мальчишку сразу же после завтрака.
Луммокс был счастлив очутиться дома, всем своим видом показывая -- кто старое помянет, тому глаз вон. Он ни словом не обмолвился о шерифе Дрейзере и если даже знал, что кто-то к нему настроен неблагожелательно, то делал вид, что все в порядке. Его прекрасное настроение выражалось в том, что он то и дело старался водрузить свою голову Джонни на колени, чтобы тот поласкал его. Прошло много времени с тех пор, как он был достаточно мал для таких игр; теперь он просто клал переднюю часть морды Джонни на колени, держа тяжесть тела на весу, пока Джонни чесал ему нос осколком кирпича.
Джонни был счастлив, но не совсем. С возвращением Луммокса он чувствовал себя значительно лучше, но знал, что ничего еще не решено; шериф Дрейзер обязательно предпримет попытку убить Луммокса. И Джонни постоянно, до головной боли, думал, что предпринять.
А тут еще и мать подлила масла в огонь, издав громкий вопль, когда увидела, что 'это животное!' возвращается в дом Стюартов. Джон Стюарт пропустил мимо ушей ее крики, угрозы и приказания, а стал кормить и поить своего друга. Несколько позже шторм продолжался уже в доме, когда мать заявила, что позвонит шерифу Дрейзеру. Джонни ждал шторма, но был совершенно уверен, что ничего не произойдет... Так оно и случилось, мать осталась дома. Джонни погрузился в размышления; опыт долгих лет жизни бок о бок с матерью научил его обходиться с ней, уступая и повинуясь. Вступать с ней в конфликт было для него гораздо мучительнее, чем для нее. Каждый раз, когда его отец улетал или возвращался, он говорил Джонни: 'Заботься о своей матери, сынок. Не причиняй ей горя...' Ну что ж, он пытался... он в самом деле сделал все, что мог. Но совершенно ясно, отец никогда не мог себе представить, что мать постарается избавиться от Луммокса. А уж она-то должна была знать: она выходила замуж за отца, прекрасно понимая, что Луммокс -неотъемлемая часть их жизни. Так что же она?.. Вот Бетти никогда бы так не поступила. Или и она тоже?..
Женщины вообще очень странные существа. Может быть, он и Луммокс должны собрать свои пожитки и попробовать пожить самостоятельно. Он размышлял обо всем этом до самого вечера, пока возился с Луммоксом и играл с ним. Припухлости Лумми по-прежнему беспокоили его. Одна из них, похоже, была готова лопнуть. Может, эту припухлость надо вскрыть? Но никто не знал о предмете его беспокойства больше самого Джонни, а он -- сам ничего не знал.
Не хватало, чтобы ко всему Лумми еще заболел! Обедать Джонни не пошел. И в конце концов мать пришла во двор с подносом.
-- Я думаю, ты можешь позавтракать здесь вместе с Луммоксом, -- мягко сказала она. Джонни подозрительно посмотрел на нее:
-- Спасибо, мама. В самом деле, и... словом, спасибо.
-- Как Лумми?
-- О, с ним все в порядке.
-- Это хорошо.
Она ушла, и Джонни посмотрел ей вслед. Плохо, когда мать сердится, но его еще больше обеспокоило ее мягкое, ласковое обращение и этот хитрый кошачий взгляд. Тем не менее, обед был отличным, и Джонни съел его подчистую -- после завтрака у него крошки во рту не было. Мать вернулась через полчаса.
-- Ты поел, дорогой?
-- Да... все было отлично, спасибо, мама.
-- И тебе спасибо, дорогой. Не можешь ли ты отнести поднос? И будь, пожалуйста, дома; к восьми часам должен прийти мистер Перкинс, который хочет поговорить с тобой.
-- Мистер Перкинс? Кто это? -- Но мать уже скрылась за дверью.
Джонни нашел ее в холле, где, расположившись в кресле, она штопала его носки. Улыбнувшись, она сказала:
-- Ну? Как ты себя чувствуешь?
-- Отлично. Скажи, мама, что это за мистер Перкинс? Почему он хочет встретиться именно со мной?
-- Он позвонил и попросил о встрече. Я сказала ему, что он может подойти к восьми.
-- Он сказал, что ему надо?
-- М-м-м... он что-то там говорил, но я считаю, что мистер Перкинс должен объясниться непосредственно с тобой.
-- Насчет Луммокса?
-- Перестань меня допрашивать. Скоро ты сам все узнаешь.
-- Но, видишь ли, я...
-- Давай больше не будем говорить об этом. Сними ботинки, дорогой. Я хочу примерить тебе носки.
Сбитый с толку, он стал снимать обувь, но внезапно остановился:
-- Мама, не надо мне штопать носки.
-- В чем дело, дорогой? Но маме нравится что-то делать для тебя.
-- Да, но... Видишь ли, я не люблю штопаных носков. Они мне натирают ногу, и я уже много раз показывал тебе.
-- Не говори глупости! Как могут мягкие шерстяные носки натирать тебе ногу? Знал бы ты, сколько приходится платить за носки из натуральной шерсти и ручной вязки! Любой сын был бы только благодарен!
-- Но я же тебе сказал, что они мне не нравятся!
-- Иногда, сынок, я прямо не знаю, что с тобой делать, честное слово. -- Мать вздохнула и отложила в сторону вязание. -- Иди вымой руки... и лицо тоже. Причеши волосы. Мистер Перкинс будет с минуту на минуту.
-- Скажи, этот мистер Перкинс...
-- Поторопись, дорогой. Матери и так трудно...
Мистер Перкинс оказался сама любезность; несмотря на все подозрения, Джону Томасу он понравился.
