лесбийскую любовь, и вообще, говорил приятель, у них там весело.
Приехали.
Покеристы оказались молодыми тридцатилетними художниками, никаких баб в их мастерской не было, и в покер сели играть просто под коньяк с лимончиком. Но через пару часов разговор сам собой перешел на женщин. Один из покеристов лениво спросил у Игоря Петровича, как он насчет минета, не возражает ли.
Игорь Петрович не возражал, наоборот — приветствовал.
Девочек вызвали по телефону — один из хозяев мастерской позвонил какой-то Свете и сказал, чтоб она собрала «всю дежурную команду, как обычно», и были тут к «двадцати трем нуль-нуль».
После этого сели играть дальше, как ни в чем не бывало, а через полчаса прибыла «дежурная команда» молоденьких минетчиц.
В их числе была дочка Игоря Петровича.
Еще когда из прихожей донесся до Игоря Петровича ее знакомый веселый голос, у него защемило сердце, а когда он увидел ее в дверях, он встал и пошел к ней, белый, как полотно. Он уже занес руку, чтобы дать ей по морде, но в этот момент резкая боль в сердце оглушила сознание, и он упал на руки беспутной дочери.
Вызвали «скорую помощь» и Игоря Петровича отвезли в больницу.
Кардиограмма показала — микроинфаркт.
С тех пор Игорь Петрович не виделся с дочкой и знать о ней не хотел.
Врачи запретили пить, курить и — как минимум месяц — заниматься сексом.
Игорь Петрович, как все холостяки, старательно следил за своим здоровьем и потому неукоснительно выполнял предписание.
Но жизнь его от этого стала скучной, и вообще он как-то поник, ссутулился и даже боялся ездить на своей машине, предпочитая метро.
А время шло, наступила весна, а потом и лето.
Игорь Петрович понемногу оправился и даже рискнул заглянуть к одной из своих парикмахерш. И тут он обнаружил две странные вещи — во-первых, сердце во время полового акта работало прекрасно, а во- вторых, сам этот акт с тридцатилетней пылкой парикмахершей был ему совершенно неинтересен.
Игоря Петровича потянуло на молоденьких девочек.
Какое— то мстительное чувство к дочери вдруг обратило его внимание на совсем юных девочек, таких наивных с виду и таких распутных на самом деле. Какую бы девчонку он ни закадрил в метро, пригласил в Дом архитектора на просмотр иностранного фильма, в ресторан или просто покататься на машине, они легко соглашались потом заехать к нему домой на «чашку чая» и -оказывались не девочками.
Собственно, именно так он налетел и на меня.
С зажившей грудью и почти утихнувшей ненавистью ко всем мужчинам, я как-то утром вышла из дома и увидела, как из соседнего подъезда вышел стройный мужчина с короткой седой стрижкой, сел в свой «Москвич» и завел машину. Я встречала его и раньше и видела его то в соседней прачечной, то в очереди за яблоками в овощном киоске на углу. Но раньше, когда я еще не интересовалась мужчинами, я и на него не обращала внимания — мало ли кто живет со мной по соседству!
А теперь мой глаз сразу все увидел — и стройного мужчину в модном, явно импортном костюме, и его чистенькую сияющую машину.
Но я, конечно, тут же отвела глаза и независимой походкой двинулась к станции метро. В тот же момент рядом со мной остановился его голубой «Москвич».
— Привет, соседка, — сказал мне в окошко машины Игорь Петрович. — Садись, подвезу…
И правой рукой уже открыл дверцу машины. С секунду я глядела в его глаза, но в них не было ничего, кроме честного желания услужить соседке. Как известно, самые честные глаза — у жуликов и соблазнителей, но тогда я еще не знала об этом.
Я, почти не колеблясь, села на переднее сиденье.
— Далеко? — спросил он, трогая машину.
Я пожала плечами — мне было все равно.
— Я еду в бассейн, поплавать. Хочешь?
— Спасибо, нет. Я выйду возле метро.
— Как хочешь, — сказал он, и я пожалела, что отказалась, и спросила:
— А где вы плаваете?
— Да тут минутах в десяти езды — возле циркового училища есть закрытый бассейн, по абонементам. Ты плавать умеешь?
Я усмехнулась — еще бы! И мне действительно до смерти захотелось поплавать: жара стояла ужасная — конец августа.
— Умею. Но я без купальника, — сказала я.
— Ну, это мы купим, подумаешь! Я вчера премию получил. Ну, как? — он притормаживал возле метро.
Мне, конечно, ужасно не хотелось выходить из машины и до смерти хотелось поплавать.
— Не знаю… — сказала я нерешительно.
— Поехали! — сказал он и дал газ.
И весь этот день я провела с ним — сначала в бассейне, потом в ресторане ВДНХ, потом в мастерской какого-то его приятеля-скульптора, который тут же предложил мне позировать ему, потом — Дом архитектора, где я была впервые в жизни. Мы посмотрели там какой-то польский фильм. Я видела, что Игорь Петрович охмуряет меня, но мне это было приятно, к тому же он за весь день ни разу даже не прикоснулся ко мне рукой, а вечером высадил меня в двух кварталах от нашего дома и сказал:
— Лучше выйди здесь. А то соседи скажут, что я детей соблазняю. Позвони мне в следующую субботу — может, за город съездим, на Клязьму, у моего приятеля катер на Клязьме…
— Не знаю, — сказала я. — На той неделе в школе занятия начинаются…
Но еще до 1 сентября, то есть до начала занятий в школе, я была уже в его квартире.
Конечно, мы пришли к нему не вместе, а, чтобы не видели нас соседи, я поднялась к нему одна и вошла в уже приоткрытую дверь.
В квартире было чисто и красиво. Целая стена книг и чертежная доска у окна, а на столе — ужин на двоих, грузинское вино и цветы.
Мы пили вино и болтали о пустяках, а потом он включил музыку и пригласил меня танцевать. И только теперь он, наконец, обнял меня и поцеловал.
Прав Андрей, когда говорит, что в сексе нет возраста, — мне было приятно целоваться с ним, хотя он был на тридцать с чем-то лет старше меня.
Мы танцевали губы в губы. В комнате был полумрак, только торшер горел в углу. Я почувствовала, как Игорь Петрович осторожно взял двумя руками подол моего платья и потянул его вверх — медленно- медленно, ожидая, наверно, что я буду сопротивляться.
Но я не сопротивлялась. Я знала, что отдамся ему в этот вечер или в следующий. Я уже привыкла к этой мысли, когда ждала очередного с ним свиданья, и единственное, что я решила твердо за это время, — не делать ему минет, не терять над собой контроль.
И вот он медленно, как бы вопросительно тянет подол моего платья вверх, а я молчу, не сопротивляюсь, и он поднимает его все выше — до живота, до груди, и наконец, мне приходится поднять руки, чтобы он снял с меня платье. И теперь я танцую с ним в лифчике и трусиках, с закрытыми глазами.
Мы снова целуемся, волна желания прижимает мое тело к нему, я чувствую за его брюками вставший член и слышу, как Игорь Петрович расстегивает пуговички моего лифчика, а затем так же осторожно, двумя пальцами снимает с меня трусики.
И все это время мы не говорим ни слова, мы продолжаем танцевать, целуясь — он в своем сером костюме, весь одет, а я — абсолютно голая, и мне — зябко, я прижимаюсь к нему все больше, а он поднимает меня на руки и несет в постель, а потом — выключает торшер.
Спустя минуту он голый лежит возле меня, обнимает, целует в губы, но не спешит, и не кусается, как Володя, а нежно целует, мягко, и где-то в моих коленях — его теплый напряженный член.
