Я жду.
Я лежу с закрытыми глазами и жду, чувствуя, как от его поцелуев напрягаются соски на груди, истома вытягивает ноги и влага подступает изнутри к моим срамным губам.
Я жду и наконец — наконец! — он ложится на меня всем телом, его ноги раздвигают мои ноги и его член тычется мне в лобок и ищет входа.
— Помоги мне, — говорит он негромко, но я лежу, не шевелясь, сжав мускулы влагалища, потому что знаю, что сейчас будет очень больно — сколько я слышала об этом и читала!
Наконец, его член упирается в губы моего влагалища как раз напротив входа, я чувствую, как он жмет и как мускулы моего влагалища противятся этому вторжению.
— Ты что? Девочка? — говорит он удивленно.
Но я молчу.
— Вот так фокус! — говорит он удивленно и встает с постели и приносит нам два бокала вина. — Слушай, давай выпьем! — говорит он. — Это надо отметить. Ты знаешь, у меня есть дочь твоих лет, тоже в десятом классе. Но она уже не девочка… я тебе как-нибудь потом расскажу. У меня из-за нее был инфаркт. Ну ладно, наплевать, давай выпьем. Ты мне нравишься, знаешь…
Я боялась, что сейчас он попросит меня сделать ему минет или вообще отправит домой, но он выпил со мной, поцеловал меня в губы и ушел в ванную, а спустя минуту вернулся с кремом «Нивея» в руках и сказал:
— Хорошо. Раз ты этого хочешь, мы сейчас все сделаем по науке. Ну-ка, возьми крем и смажь мне вот здесь, головку. Смелей, так тебе не будет больно, вот увидишь.
Я удивилась, но послушалась.
Смазала кремом головку его члена, а он, как доктор, который заговаривает пациенту зубы во время операции, говорил с легкой улыбкой в голосе:
— Понимаешь, ничего не получится, пока ты боишься. Но теперь тебе не будет больно, поверь. Ну-ка ложись. Ложись, расслабься, раздвинь ножки. Вот так. И еще расслабься, больше…
Я чувствовала, как головка его члена мягко вошла в меня, раздвинув мускулы, и тут же больно нажала на что-то — так больно, что я застонала, уходя ягодицами из-под его члена, да он и сам уже вытащил его, ко, налегая на меня всем телом, говорил:
— Ничего, ничего. Больно только секунду, и все. Теперь уже не будет больно, смотри. Вот смотри: я вот так осторожно вхожу, тебе приятно, правда? Вот видишь, не больно, только ты чуть-чуть расслабься…
И вдруг острая резкая боль пронзила мне живот — это он с силой пробил во мне что-то. Я дернулась, вскрикнула, слезы брызнули из глаз от боли, но он прижал меня всем телом к постели, и я чувствовала, что в меня, глубоко-глубоко вошло что-то чужое, толстое и разламывает мне ноги и внутренности.
— Все, — сказал он. — Вот и все. Ну, чуть-чуть было больно, зато теперь всю жизнь будет приятно. Вот так, смотри… — и я почувствовала, как этот чужой предмет шевелится во мне, медленно движется из меня, а потом так же медленно вдвигается обратно — теплый и живой.
И это действительно стало даже приятно — обнимать своей плотью другую плоть и чувствовать в своем себе чужое тело. Но тут Игорь Петрович вдруг резко вытащил свой член из меня и кончил мне на живот, скрипя зубами и дергаясь от конвульсий эрекции.
А я не ощущала еще ничего, кроме тупой боли в глубине влагалища.
— Пойди в ванную, — сказал мне Игорь Петрович.
Я взглянула на себя — весь живот был в моей крови, смешанной с белой спермой Игоря Петровича, и мокрая от крови простыня прилипала к моим ягодицам.
Я испуганно вскочила, метнулась в ванную и, обмыв себя под душем, стала проверять пальцем, не идет ли оттуда кровь, но кровотечение уже остановилось само собой, и только легкая саднящая боль еще сидела во мне и еще — ощущение новизны в мускулах влагалища, как будто там что-то сдвинулось.
Набросив халат Игоря Петровича, я вернулась в комнату. Постель была уже застелена свежей чистой простыней, рядом, на тумбочке, стояло два бокала вина, и Игорь Петрович, уже одетый в брюки и рубашку, посмотрел на меня вопросительно и сказал:
— Поздравляю тебя. Сегодня у тебя большой день в жизни. После меня у тебя еще будет много мужчин, может быть — очень много. Но к старости ты забудешь половину из них, а потом, может быть, и всех забудешь. Но ты никогда не забудешь меня и этот вечер. И я хочу тебе сказать, как говорят на партийных собраниях: «Спасибо за доверие!»
Он привлек меня к себе, посадил на колени, поцеловал, и мы выпили, и я ощутила, как член у него снова пошел в гору. Я посмотрела ему в глаза, он усмехнулся:
— Ты очень вкусная. Вот он и возбуждается. Сними с меня брюки. Ничего, ничего, учись…
Я сняла с него брюки и трусы. Коричневый, толстый и длинный член торчал, как пушка, и руки мои невольно потянулись к нему, но я удержала себя.
— Поиграй им, — сказал мне Игорь Петрович.
Я отрицательно покачала головой.
— Ну, хорошо, иди ко мне сюда, на колени. Слушайся меня…
Он сдвинулся на край стула и усадил меня к себе на колени верхом, так, что его вздернутый член приходился как раз напротив моего входа, и головка его члена коснулась моего влагалища.
— Вот так, — сказал он. — А теперь сама, медленно надвигайся на меня сама.
Я попробовала. Его руки держали меня под ягодицы и помогали мне, вжимали меня в него.
Но член не входил, мне было больно, я уже ничего не хотела, и тогда он отпустил меня и сказал: «Ничего, ничего, не страшно!» и налил в бокал коньяк, и дал мне: «Выпей. Выпей для храбрости! У тебя от страха мускулы сведены, но ты же видела, он туда свободно входит, просто нужно расслабиться».
Он заставил меня выпить коньяк — почти полный фужер — и я захмелела, а он снова уложил меня в постель, лег на меня и стал медленно водить членом по моей расщелине, гладить ее этим членом, а потом вдруг отрывался от этого места и переводил член ко мне на грудь и гладил им соски, грудные яблоки, живот и — снова губы влагалища. Эти касания расслабили меня, коньяк и желание снова закружили голову, и когда он вдруг нажал своим членом там, внизу, я поддалась ему навстречу и ощутила, как он вошел в меня, и — это было приятно!
Он вошел в меня, моя трубочка обнимала его коричневый теплый член, волна нежности к нему пронзила мое тело, и я обняла своего первого любовника и прижала его к себе, а он вдруг застонал, замычал от кайфа и рывком вытащил свой член из меня и опять кончил мне на живот, дергаясь в конвульсиях.
И так повторялось несколько раз за эту ночь — стоило ему войти в меня, стоило мне ощутить начало кайфа, как он уже кончал, и злился при этом, бесился и объяснял:
— Золото, ты слишком вкусная! У тебя там все такое маленькое, золотое, горячее — я умираю, я не могу удержаться. А ты еще ничего не чувствуешь, ну прямо беда! Ладно, давай попробуем с презервативом, в нем я меньше чувствую. Только ты поцелуй мне сначала здесь, а то он не встанет…
Но мне не пришлось целовать.
Стоило мне взяться за его опавший член рукой и чуть поиграть им пальцами, как член стал расти, коричневый и большой, и Игорь Петрович засмеялся:
— Ну, ты даешь! Молодец! У тебя просто талант. Ну-ка, иди ко мне на колени снова.
Он опять посадил меня верхом к себе на колени, я с любопытством смотрела, как он надел на член презерватив — не наш, советский, а какой-то индийский, со смазкой, влажный — и вдруг уже совершенно без боли я насела на него, да как! — все глубже и глубже!
Я вдруг ощутила, что он уходит в меня весь, что моя трубочка заглатывает его все дальше, дальше, дальше…
О— о, девочки! Это было что-то абсолютно невообразимое!
У меня закатились глаза, остановилось дыхание, но моя трубочка заглатывала его все глубже, он уже был, наверно, у меня в животе, я не знаю, я не отдавала себе отчета, я теряла рассудок от страха и блаженства, моя трубочка оказалась такой емкой, и каждой ее клеточкой я чувствовала этот замечательный, упруго-приятный предмет, пока, наконец, не заглотила его целиком.
И тут Игорь Петрович стал снимать меня с этого предмета — медленно, медленно отводил меня руками от себя, выпрастывая свой член, и это скольжение-трение, это движение члена в обойме моей трубочки было еще чудесней. Словно медленно вынимают из тебя твою истому, как будто шомполом вытягивается из
