платья, привезенные ими из «Кап труа миль» на виллу «Марго» в Вильфранш-сюр-Мер.
Возле зеркала, перед которым Алена порхала, как Наташа Ростова + Одри Хёпберн + Людмила Савельева в «Войне и мире», стоял компьютер-«лэптоп» с небольшим экраном и с глазком видеокамеры, и Алена периодически подлетала к этому объективу:
— Мон амур, как тебе это платье?
А с экрана Франсуа, стоя за штурвалом скоростного катера, летящего по Средиземному морю, просил:
— Повернись вокруг, любовь моя.
И Алена поворачивалась так и эдак и с бедром взакрут, зная, что он любуется ею там, на экране своего «лэптопа», и он говорил:
— Н-да… Знаешь, мон амур, предыдущее платье мне нравилось больше, потому что его было меньше…
А тем временем по петляющей Верхней дороге из Ниццы в Вильфранш, мимо рождественской рекламы, катил грузовичок экспресс-почты «DHL», и пока Алена меняла платья и спрашивала: «Милый, а где ты сейчас?» — а Франсуа сообщал: «Я хочу тебя как безумный и лечу к тебе с Корсики!» — именно в этот момент грузовичок с надписью «DHL» подкатил наконец к воротам виллы. Шофер в красном колпаке Санта- Клауса, странном для солнечной погоды Лазурного берега, вышел из кабины с фирменным пакетом в руке, нажал кнопку звонка рядом с табличкой «Вилла “Марго”». Служанка открыла калитку, хотела принять пакет, но шофер объяснил, что это новогодний презент для невесты, она должна получить его лично и расписаться.
Через минуту Алена приняла пакет, с удивлением читая надпись:
PERSONNEL ET CONFIDENTIEL FOR YOUR EYES ONLY
В пакете оказалась видеокассета без всякой надписи или наклейки. С недоумением вертя этот странный подарок, Алена вернулась в комнату, и Франсуа с экрана «лэптопа» спросил:
— Что это, мон ами?
— Понятия не имею…
— Будь осторожна…
— Буду. — Алена повернулась к портнихам: — Перерыв, можете отдохнуть! — И в камеру: — Милый, я тебе перезвоню через пару минут.
Она выключила телекамеру, вставила кассету в видеомагнитофон и увидела на экране телевизора себя, только много-много лет назад, когда ей было всего семнадцать и когда она, совершенно обнаженная, «столиком» стояла в тверском клубе «Монте-Карло», а какой-то мужик нагибался к ней, заговаривал, лапал за грудь и предлагал дернуть с ним шампанского…
Алена в ужасе смотрела на экран, а там уже было новое изображение: она же на видеозаписи в «Бюро “Женихи из Европы”» — с российской прической-укладкой, в крупной бижутерии и в дешевом платье в обтяжку, неумело позируя, говорит прямо в камеру:
— Дорогой незнакомый жених! У меня много поклонников, но замужем я еще не была. Потому что мой главный принцип: умри, но не отдай поцелуя без любви.
А оператор, не выключая камеру, требует за кадром:
— Раздеться надо. Думаешь, женихи что? За красивые глаза будут тебя выбирать? Давай раздевайся по-быстрому!
— Совсем, что ли? — в сомнении спрашивает семнадцатилетняя Алена, начиная раздеваться.
— Конечно! — отвечает оператор. — Я же снимаю! Быстрей!
Алена спешно раздевается, и за кадром раздается жеребячий хохот всей киногруппы…
И сразу встык с этими кадрами вдруг возникает небольшой, в английском стиле, зал для совещаний, обставленный старинной мебелью, со свечами на красивых мраморных консолях и длинным столом, на котором в свободно-интимной позе сидит полуголая Алена и чокается бокалом с Гжельским.
— Вот тебе за сегодняшнюю работу, — говорит ей Гжельский и кладет на стол десять стодолларовых купюр…
Писк мобильного телефона прервал этот просмотр, Алена остановила кассету и из сумочки достала звенящую трубку.
— Алло!
— Привет, красавица! — прозвучал в трубке голос Красавчика. — Ты уже все посмотрела?
— Что тебе нужно? — холодно спросила Алена.
— Нам нужно увидеться. Я жду тебя вечером в Париже, на Елисейских полях, в ресторане «Фукетс».
— Я не могу. Я занята.
— Если ты не приедешь, завтра твой жених получит ту же пленку.
— Ты мерзавец!
— Возможно. Но это не меняет наших планов. Восемь вечера, ресторан «Фукетс».
— Я тебя убью!
— Конечно, дорогая. Вечером на Шанз Элизе! — И в трубке прозвучали гудки отбоя.
Сообщив изумленному Франсуа о своей срочной, но недолгой поездке в Париж и пообещав ему к полуночи вернуться, Алена, сдерживая бешенство, уже через двадцать минут неслась в открытом «мерседесе» из Вильфранша в Ниццу, украшенную еще не снятой рождественской иллюминацией. Рядом с Аленой на пассажирском сиденье лежали ее норковая шубка и сумочка с пистолетом.
В аэропорту, на поле для частных самолетов, она пересела в небольшой реактивный «Гольфстрим», принадлежащий Франсуа, и самолет, взлетев, развернулся над морем и поплыл на север…
«Господи! — думала Алена, глядя в иллюминатор и не видя за ним ничего. — Какая же я идиотка! Этого мерзавца, негодяя и подлеца я называла принцем и любила всю жизнь…»
193
В Париже был снег, новогодняя иллюминация и праздничная суматоха. Уличные торговцы в красных костюмах Санта-Клауса продавали горячие жареные каштаны, дети катались в скверах на осликах.
Набросив норковую шубку и велев пилоту «Гольфстрима» ждать ее, Алена на такси поехала из аэропорта к центру. Занятая своими мыслями, она не замечала, что на всем пути от Орли ее сопровождала еще одна машина — черный «фиат». Впрочем, ни такси, ни «фиат» до Елисейских полей не добрались — украшенная миллионами лампочек и гирлянд Шанз Элизе уже был оцеплена полицейскими барьерами.
— Мадам, — сказал таксист, — дальше нам не проехать, тут все перекрыто в связи с новогодним карнавалом.
— Хорошо, я пойду пешком.
Алена расплатилась с таксистом, он пожелал ей счастливого Нового года, и она пошла к Елисейским полям.
Следом за ней двигался мужчина с черной повязкой на правом глазу.
Вокруг были потоки предновогодней толпы, тысячи туристов и парижан запрудили все тротуары, в распахнутых дверях роскошных магазинов стояли зазывалы в костюмах Санта-Клауса. Они названивали в колокольчики, поздравляли прохожих с наступающим Новым годом и на всех языках мира зазывали в магазины за последними покупками…
Алена подошла к ресторану «Фукетс».
— Мадемуазель? — сказал ей швейцар.
— Меня там ждут.
Он открыл дверь:
— Прошу вас…
В ресторане еще было пусто, но столы уже были накрыты к празднику, и музыканты тихо играли,
