— По проводам, — я впервые видел Дениса жестикулирующим. — По проводам с ионной проводимостью, — уточнил он.
Профессор обессиленно опустился на стул, на его землистом лице выступила испарина. Мы с Денисом подскочили к нему, но он властно остановил нас ладонью.
— Ничего, со мной это бывает. Сейчас отпустит… Так я слушаю тебя, Турчак, — подавив приступ боли, Благов осторожно выпрямился, голос его окреп. — Говори же, говори. Ну?
— Так поток ионов же…
— Не мямли, Турчак!
— Когда я работал с лентами и увидел воду, я и подумал: поток ионов — это поток самого вещества. Как вы тогда на лекции говорили, помните? Остается решить эту проблему практически, заставить воду течь по проводу. Вот она сегодня и потекла в вашем дефектоскопе.
Благов окончательно справился с приступом боли. Он нашарил в кармане и торопливо проглотил таблетку, поискал глазами, нет ли в комнате воды. Воды не было. Он перевел глаза на Дениса и в них было столько дружелюбия, столько теплоты, что я снова остро позавидовал своему другу.
— Как тебе все это нравится, Ковин? — неожиданно обратился ко мне Благов. — Ожидал ты что- нибудь подобное от этого лоботряса?
Я только пожал плечами.
— Да ведь он и сам не догадывается, на что замахнулся, в голосе профессора звучали металлические нотки. — Этот вахлак собирается совершить техническую революцию в снабжении человечества водой. Только и всего. А говорит так, словно собрался вагон с капустой разгружать.
На минуту в комнате воцарилось молчание.
— Я ведь что еще подумал, Аркадий Алексеевич, — первым заговорил Денис, — ведь каким бы ни был запоганенным и засоленным источник, а по проводам потечет к людям чистейшая водица. Отпадет нужда в очистных сооружениях, так же? Ионную-то проводимость можно сделать сколь угодно избирательной. А во сколько раз будет проще и дешевле тянуть кабели, нежели прокладывать трубы! И никакой тебе ржи, никакой замены!
— Ишь ты, размечтался, — поморщился Благов. — Вот я сейчас спущу тебя с небес на землю. По твоим-то проводам потекут ионы. Ионы, дорогой! — Благов назидательно поднял палец. — Соединяясь на выходе, они породят капли воды. И когда-то ведро накапает… А? Что скажешь?
— Чепуха, чего говорить, — отмахнулся Денис. — Вы забыли о скорости, с которой потекут ионы, — она будет в десятки тысяч раз выше скорости движения воды по трубе.
Благов, сдаваясь, поднял обе руки.
— Но у ионной проводимости будет еще и другое преимущество, — снисходительно продолжал Денис, — она позволит качать воду непосредственно из воздуха. Ведь, собственно, что произошло сегодня в вашем дефектоскопе? Ваш гольмиевый детектор поглощал ионы водорода и кислорода из воздуха, а на выходе соединял их друг с другом, превращал в воду.
— Довольно, Турчак, довольно!
Благов медленно поднялся на ноги, постоял напротив Дениса, глядя ему прямо в глаза. Я видел, что он порывается что-то сказать, да никак не может заставить себя. Губы у него вздрагивали, а глаза сияли. Профессор не походил на привычного нам Благова — вечно раздраженного, перемогающего свою болезнь. Сейчас он словно исцелился от всех своих недугов, стал будто выше и шире в плечах, стал воплощением неведомого для меня торжества.
Так ничего и не сказав, профессор ткнул Дениса кулаком в плечо, повернулся и направился к дверям. Уже в дверях он оглянулся на Дениса.
— Зайди проститься, — буркнул он. — Слышишь?
Денис утвердительно мотнул головой.
Благов растворился в темноте коридора. Мы остались вдвоем с Денисом и долго молча смотрели вслед профессору. Нас окружало безмолвие спящего студенческого общежития.
Дилетантка
Врач пришел после полудня. Это оказалась невысокая, крепко сложенная молоденькая женщина с остреньким подбородком и с большими очками в металлической оправе, спокойная, неторопливая. Сильно увеличенные толстыми стеклами очков, зеленые глаза ее излучали такую доброту, такое участие, что от одного только этого взгляда Андрей почувствовал несказанное облегчение.
Мать, вошедшая следом, стала обстоятельно отвечать на вопросы врача: когда Андрей занемог, какая температура держалась ночью, что принимал? Прослушав Андрея и затолкав фонендоскоп в свою порядком потертую сумочку, врач пересела к письменному столу, чтобы выписать бюллетень и рецепты. Сквозь горячечный туман Андрей видел, как стремительно побежала шариковая ручка в ее длинных розовых пальцах.
И вдруг ручка замерла.
Андрей не сразу сообразил, что внимание участкового терапевта привлекла стопка листков бумаги, лежавшая тут же на столе. Это были теоретические исследования магнитного пульсирующего луча, попытка обосновать своеобразный магнито-лазерный эффект, вольное увлечение Андрея Бармина, младшего научного сотрудника НИИ Электромашиностроения. Сохранилось еще школьное пристрастие к математическому анализу, к тем его разделам, в которых не очень сведущими оказывались учителя в школе и его научные руководители в НИИ.
С кровати он мог видеть, как женщина острием ручки приподняла несколько верхних листков. Тонкие губы ее приоткрылись, как это случается с детьми, пытающимися осмыслить нечто непонятное. А что могла она, рядовой терапевт из районной поликлиники, уразуметь в фононовой теории поля, в сплетении частных производных и определителей волновой функции Шредингера? В другое время это бы очень развеселило его, но сейчас разламывало пылающую голову, было не до веселья.
Спохватившись, врач виновато покосилась на больного, коротко вздохнула и вернулась к незаконченным рецептам. Она обстоятельно пояснила матери Андрея, в какой последовательности пичкать его выписанными лекарствами. Поднявшись из-за стола, снова задержала свой взгляд на листочках с расчетами, собралась было что-то спросить, но не решилась. Положив свою прохладную ладонь на горячий лоб Андрея, она пожелала ему скорейшего выздоровления.
Странно, но это мимолетное прикосновение отозвалось во всем теле волной исцеляющей радости и надолго сохранилось в памяти. Подобной встречи с врачом у него еще не случалось.
Прошло несколько дней. Придя в поликлинику, чтобы закрыть бюллетень, Андрей занял очередь к своему участковому врачу. Рядом с ним в ожидании приема сидели и судачили мужчины и женщины. Так Андрей узнал, что его врача зовут Инной Георгиевной, что она только что закончила институт и потому опыта у нее всего ничего, хотя нужно отдать должное — к больным очень внимательна.
Эта вторая встреча к досаде Андрея была скоротечной. Андрей вообще редко болел, а перенесенный грипп и за болезнь не считал. Ему хотелось перекинуться с Инной Георгиевной парой ничего не значащих слов. Но сестра, приоткрыв двери, уже позвала: «Следующий!»
Дома Андрей поделился с матерью своими впечатлениями об участковом терапевте. Мать, помедлив, сказала:
— Да уж, наши женщины особым доверием к ней не расположены — очень уж молода. Да и доверчива не в меру, характером, видать, слабовата. А я так думаю, она большое несчастье пережила. Или беда у нее какая.
— С чего ты взяла? — удивился Андрей. — Первый раз видишь человека и сразу такие выводы.
— Да так мне кажется. Глаза у нее такие…
И вот однажды вечером, когда, придя с работы, Андрей вместе с матерью сидел на кухне за ужином, раздался звонок в двери квартиры. Открыв, к своему немалому удивлению и радости он увидел Инну
