в чертоге царском, но в том, чтоб, обручив запястье с котлом швейцарским, остаток плоти терракоте подвергнуть, сини, исколотой Буонарроти и Борромини. XIII Спасибо, Парки, Провиденье, ты, друг-издатель, за перечисленные деньги. Сего податель векам грядущим в назиданье пьет чоколатта кон панна в центре мирозданья и циферблата! XIV С холма, где говорил октавой порой иною Тасс, созерцаю величавый вид. Предо мною — не купола, не черепица со Св. Отцами: то — мир вскормившая волчица спит вверх сосцами! XV И в логове ее я — дома! Мой рот оскален от радости: ему знакома судьба развалин. Огрызок цезаря, атлета, певца тем паче есть вариант автопортрета. Скажу иначе: XVI усталый раб — из той породы, что зрим все чаще — под занавес глотнул свободы. Она послаще любви, привязанности, веры (креста, овала), поскольку и до нашей эры существовала. XVII Ей свойственно, к тому ж, упрямство. Покуда Время не поглупеет, как Пространство (что вряд ли), семя свободы в злом чертополохе, в любом пейзаже даст из удушливой эпохи побег. И даже XVIII сорвись все звезды с небосвода, исчезни местность, все ж не оставлена свобода, чья дочь — словесность. Она, пока есть в горле влага, не без приюта. Скрипи, перо. Черней, бумага. Лети, минута.

Февраль 1981

Микела — для автора и истории литературы Микелина с уменьшительно-ласкательным суффиксом — так вот, Микела мне рас­сказывала (в Праге, году в 98-м), что 'граф' был-таки кем-то вроде 'принца крови', состоял в родстве с королевскими домами Евро­пы. Их роман шел к концу, хотя еще теплился, когда появился поэт. Однажды оба поклонника столкнулись в доме Микелы на виа деи Фунари. Она представила графа и поэта друг другу и в ужасе бросилась на второй этаж, тревожно при­слушиваясь к тому, что творится внизу. Внизу было тихо, и когда Микела спустилась, застала мужчин, оживленно и дружелюбно беседующих за бутылкой вина. Оказалось, граф спросил: 'Have you already slept with her?', на что поэт ответил: 'That's none of your fucking business, Your Highness!!'. Диалог ('Вы с ней уже спали?' — 'Не ваше грёбаное дело, Ваше Высочество!') немед­ленно способствовал сближению.

В любовной линии этого стихотворения све­дены воедино и перемешаны мотивы и 'Чудно­го мгновенья', и письма Пушкина к Соболевскому о той же А.П.Керн ('которую с помощию Божией я на днях ....'). Зазора и зазрения нет — отсюда ощущение полной свободы, которая в за­ключительных строфах возносится на иной уровень.

'Все, описанное здесь, — чистая правда, пол­ный акмеизм', — высказался Бродский по пово­ду 'Пьяцца Маттеи'.

'Этот фонтан' — Fontana delle tartarughe, Фон­тан черепах — одно из изящнейших скульптур­ных сооружений Рима. Четверо бронзовых юно­шей, стоя на дельфинах, подталкивают черепах в чашу в виде раковины. В конце XVI века фон­тан соорудил Модерно, а в середине XVII столе­тия черепах добавил Бернини. Ощущение грации и радости таково, что понятно, почему Бродский сказал об этом: 'То, от чего становишься физи­чески счастлив'.

Знал ли он — я забыл спросить, когда узнал сам — или просто, как положено поэту, угадал, что веселая бронзовая компания — прямое по­рождение любви. Римский аристократ Маттеи сватался к княжне Сантакроче, но отец девуш­ки, зная его как оголтелого игрока, у которого не держатся деньги, отказал. Маттеи пригласил отца с дочерью к себе на ужин, предоставив им потом покои на ночлег. Когда наступило утро, на площади стоял фонтан, воздвигнутый за ночь, — незыблемое свидетельство финансовой и душев­ ной состоятельности претендента. Самое инте­ресное в этой истории — финал, потому что их два: потрясенный князь дал согласие и потрясен­ный князь все-таки не согласился. Нечто подоб­ное произошло через четыре века — несмотря на полный акмеизм, вариантов два: по данным Микелы, победил поэт, по данным поэта — граф.

Правда всегда за поэтом — она убедительнее, потому что красивее. Страдание, даже только стихотворное, благотворнее торжества: 'Как воз­вышает это дело!' Выя, склоненная в баре, бла­городнее павлиньих вый.

Поэт не просто проигрывает графу (что все-таки, кажется, не соответствует действительно­сти, и пусть), но проигрывает с наслаждением и ощущением триумфа. Свой выигрыш он осозна­ет безусловно и красноречиво. Это — свобода. Потому-то и приносится в жертву мужское само­любие, что жертва такому божеству необходима.

Вы читаете Стихи про меня
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату