— Не, Андрюх, ты глянь, — вновь вступил номер первый, — он мне грозит, членосос этот.
Теперь этим двоим плевать было на бананы. Народ с интересом наблюдал за развитием событий. Глеб отдал свой пакет завучу.
— Подержите-ка, я мигом.
Завуч повисла у него на руке.
— Глеб Михайлович, ради Бога!
— Что за базар? — осведомился третий жлоб, возникший как из-под земли. Выглядел он более накачанным и наглым, чем два его брата по оружию. Рожа его, однако, показалась Глебу смутно знакомой. Где-то она уже мелькала. Парняга тоже глянул на Глеба пристально… и вдруг побледнел. — Француз? — уточнил он, будто не веря глазам.
— Ну. — Глеб шагнул в его сторону. Парень выставил вперед ладони.
— Нет вопросов. Мы сваливаем.
Подхватив дружбанов своих за куртки, он потянул их прочь. И голос одного из них донесся метров с пятидесяти:
— Правда, что ли, Француз?
В процессе покупки фруктов трепещущая завуч не вымолвила ни слова. Лишь когда они сели в «жигуленок», Зинаида Павловна решила все же спросить:
— Почему француз?
— Потому что преподаю французский, — ответил Глеб, выруливая меж фанерных ящиков.
— Глеб Михайлович, я знаю, что вы преподаете французский. Им-то что с того?
— Ну, видимо… этот язык вызывает у них уважение.
— Право слово, Глеб Михайлович, даже не представляю, как этот инцидент квалифицировать.
— Как всенародную славу.
— Послушайте… да вы надо мной издеваетесь.
— Догадался Штирлиц.
Завуч рассмеялась:
— Глеб Михайлович, вы невыносимы!
И вплоть до момента, когда они позвонили в дверь директорской квартиры, Зинаида Павловна непрестанно хихикала и поправляла на голове платок.
Директор открыл им, кашляя, хрипя и улыбаясь. Глеб и завуч вошли, разделись и вручили ему пакеты с гостинцами. Иван Гаврилович засмущался было, запротестовал, но в итоге принял все как положено. Глеб и завуч тактично выспросили, где и что у него болит, и, как водится, засыпали больного медицинскими советами. Директор внимал коллегам с интересом, поглядывая, однако, на часы. При подобных обстоятельствах визитерам следовало бы откланяться, но Зинаида Павловна очертя голову принялась вываливать на кашляющего старичка бесконечные школьные неурядицы. Глеб мысленно ей поаплодировал. Отказаться от обсуждения директор не мог, но явно стал нервничать.
— Зинаида Павловна, — не выдержал он наконец, — денька через три я выйду на работу. Может, проблема с уборщицей подождет?
Завуч поперхнулась, словно от тычка.
— Да, Иван Гаврилович… конечно… Просто я думала, что… Извините, я вас утомила. Пойдемте, Глеб Михайлович.
Глеб меж тем перемещался по комнате и рассматривал книги. Книг было множество.
— Минутку, у меня аж глаза разбегаются. Не возражаете, Иван Гаврилович?
На сей раз улыбка далась директору с трудом.
— Конечно, Глеб Михайлович, изучайте на здоровье. Вам чай или кофе?
— Спасибо, Иван Гаврилович, — залепетала завуч, — мы уже уходим…
— Кофе, — ответил Глеб, — и покрепче, если можно.
— У нас все можно, — раздраженно кивнул директор. Он даже кашлять перестал. — А вам, Зинаида Павловна?
— Нет-нет, спасибо… я утром уже пила.
— Ну, как угодно. Было бы предложено.
Директор прохромал на кухню, и оттуда донесся шум электрокофемолки. Сидя на стуле с прямой спиной, завуч теребила на коленях платок.
— По-моему, пора уходить, — прошептала она. — Мы не даем больному прилечь.
Заложив руки за спину, Глеб продолжал рассматривать книги.
— Он не больной, Зинаида Павловна. Он симулянт.
Завуч вздрогнула и покосилась на дверь.
— Что за ахинея, Глеб Михайлович?! Слушать этого не желаю!
Глеб пожал плечами:
— Слушайте, не слушайте — суть не меняется.
— Глеб Михайлович, побойтесь Бога! С чего вдруг такое подозрение?!
И в этот момент из кухни раздался голос директора:
— Глеб Михайлович! Кофе готов, мой свет!
Глеб на мгновение замер, затем губы его искривились в усмешку.
— Шпионы валятся на мелочах, — проговорил он, будто отвечая на вопрос завуча.
Не успела Зинаида Павловна поинтересоваться, при чем здесь шпионы, как директор внес чашечку кофе, источавшего умопомрачительный запах. На пасмурном фоне окна седые волосы Ивана Гавриловича выглядели словно пух одуванчика. Кто бы поверил, что благообразный сей старичок приказал ликвидировать журналистку Самарскую, терроризировал по телефону Дашу и вообще творил черт-те что? «Кофе готов, мой свет!»
Протягивая чашечку Глебу, директор пронзительно посмотрел ему в глаза. Возможно, Иван Гаврилович в тот же миг пожалел, что характерная эта фраза сорвалась с его языка. Ведь он был умный, очень умный. Лицо Глеба, однако, выражало полную безмятежность и наслаждение кофейным ароматом.
— Кстати, Глеб Михайлович… — прохрипел директор и закашлялся, — что-то вы перестали интересоваться нашим фондом.
— Так я ж для вас таланты ищу, — ответил Глеб. — Очки, так сказать, набираю.
— Вот как? Что ж, похвально, весьма похвально.
Глеб поставил пустую чашечку на стол.
— Спасибо, кофе был отменный. Жаль, снотворного сыпанули многовато. Но ничего, это даже придает пикантность.
Директор точно окаменел. Пронзительные глаза его растерянно заметались.
Завуч хихикнула:
— Глеб Михайлович, вы с вашим юмором…
— Ничего себе юмор! — широко улыбнулся Глеб. — Выпиваю, значит, я лошадиную дозу таблеток, засыпаю за рулем, и врезаемся мы с вами, Зинаида Павловна, в памятник Пушкину. Вам это понравится? А вам, Иван Гаврилович? Отвечает ли это вашим планам?
Завуч продолжала смеяться.
— Хватит, Глеб Михайлович… прекратите! А то я с вами не поеду!
Они вышли в прихожую вместе с директором.
— Не беспокойтесь, Зинаида Павловна, — Глеб помог завучу надеть пальто, — на меня снотворное не действует. Яды, кстати, тоже. Со мной что-то другое придумывать надо.
Подавая ему куртку, директор пробормотал:
— Да, дружок, юмор у вас…
— Извращенный, — подсказал Глеб, с усмешкой глянув ему в глаза. — Что поделаешь… Поправляйтесь, мой свет.
Выходя, они нос к носу столкнулись с географичкой. Она собиралась нажать кнопку звонка и от растерянности смогла лишь вымолвить:
— Ах, это вы…
