– Симпатичный дедуля.
– Чересчур, – задумчиво отозвался Глеб.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказал.
Пятый день весны тоже выдался пасмурный. Спасибо, хоть не было дождя, и Глеб гнал свой “жигуленок” настолько быстро, насколько позволяли дороги, потоки транспорта и служба ГАИ. Достав из дубленки пачку сигарет, Даша повертела ее в руке и выкинула в окошко.
– Странно, – проговорила она, – все нормальные люди бросают курить с трудом, а мне хоть бы хны.
– Поздравляю, – усмехнулся Глеб. – А город-то зачем засорять?
– Извините, сэр Майкл. Остановите: я подберу.
– Ладно уж. Но впредь остерегись.
– Нет, правда, я сама не терплю такого свинства. Давай подберем.
– На обратном пути. Запомни место.
Они рассмеялись. И Даша спросила:
– А ты чем вчера занимался?
– Глупостями.
– Какими? Давай подробности.
– Дашка, дай поразмышлять. Создай условия.
– Да пожалуйста! Думаешь, мне охота с тобой трепаться? У меня самой мыслей, как у дурака махорки.
До Мытищ они ухитрились доехать молча. Затем Глеб дважды выходил из машины и, назвав адрес колдуньи, просил у прохожих подсказки. Прохожие как-то многозначительно усмехались, но подсказывали охотно. И в конце концов после недолгого блуждания “жигуленок” Глеба остановился возле жиденького забора, за которым виднелся покосившийся домишко – обычное жилье колдуний.
– Посиди пока в машине, ладно? – попросил Дашу Глеб, выходя.
Даша тут же вышла следом.
– Ладно-ладно, я здесь постою, – пообещала она.
– Только без фокусов! – Глеб отворил просевшую калитку и зашагал по тропе, расчищенной в сугробе.
Дом казался нежилым, даже дымок над печной трубой не вился. Входа было два: один (застекленная верандочка), очевидно, летний, другой, тот, что подальше, использовался, похоже, в холодное время года. Вот к тому-то входу Глеб и направился. Дверь вполне соответствовала общему антуражу: обшарпанная и потрескавшаяся – ни ручки, ни звонка. Глеб попробовал заглянуть в окно, однако оно оказалось завешено изнутри темной тряпкой. Глеб собрался уж было в него постучать, но вдруг услыхал со стороны веранды испуганный Дашин возглас. Чертыхнувшись, Глеб бросился к летнему входу.
Он увидел Дашу, обалдело замеревшую внутри веранды. А из дома, через распахнутую дверь, на нее лилась визгливая ругань:
– Кыш отсюда, мерзавка! Нечего тут высматривать! Пошла прочь, лярва!
– Но послушайте, – пыталась оправдаться Даша, – я ведь хотела только…
– Нечего мне слушать! Катись, кому сказала!
– Но я хочу только задать вам…
– Я тебе задам, прошмандовка! Так задам, костей не соберешь!
Взбежав на крыльцо веранды, Глеб разглядел в полумраке дома безобразную старуху, одетую в засаленный халат, на ворот которого ниспадали длинные свалявшиеся патлы. При появлении Глеба эта злосчастная образина будто захлебнулась своей руганью и чуть отступила в глубь комнаты.
– Кого ты привела, мерзавка?! – прокаркала она. – Думаешь, я не справлюсь с вами обоими?!
От изумления брови Глеба взлетели вверх. Слегка отстранив обомлевшую Дашу, он шагнул к порогу, за которым агрессивно ощетинилась старуха.
– Графиня? – тихо проговорил он. – Наталья Дмитриевна?
Вздрогнув, старуха так и подалась ему навстречу.
– Боже мой… Глеб Михайлович… – Голос ее зазвучал вдруг нежно, как серебряный колокольчик. – Неужели это вы?
Воздух вокруг старухи внезапно загустел и заклубился, как дым, и вся она словно погрузилась в клубящийся белый омут. Комната вдруг вспыхнула ярким светом, засверкала огнями, и дым рассеялся, будто от дуновения ветерка. На месте безобразной старухи стояла взволнованная пожилая дама, седеющие волосы которой уложены были в старомодную прическу, а длинное дорогое платье, казалось, было сшито для дворянского бала.
Дама перешагнула порог, и они с Глебом троекратно расцеловались.
– Неплохая маскировка, мадам, – улыбнулся Глеб. – И ругаться вы наловчились, как… Не знаю, приятен ли вам подобный комплимент, графиня.
Графиня зарделась.
