Он щелкнул пальцами, и передо мной на столе оказалось небольшое круглое зеркало. Я закрыла глаза, протянула руки, нащупала пальцами холодную поверхность стекла, поднесла к себе… Открыла глаза… и снова закрыла…
По-моему, кто-то лизнул меня в нос. Открываю глаза… Форд снова лизнул меня, на этот раз в щеку.
– Роман велел тебя разбудить, когда они вернутся. Просыпайся, слышишь?
Я прислушалась. Звук приближающегося лодочного мотора становился все ниже, вот он перешел в бас, чихнул напоследок и замолк. Лодка стукнулась о борт судна, мужики загалдели, затопотали по палубе.
– Ты не устаешь постоянно спать в одежде? – спросил Форд.
– Обычное экспедиционное неудобство, – сладострастно зевнула я. – Ты вообще всю жизнь в одежде спишь.
– Так уж природа устроила, – философски заметил он. – Не обижаться же на нее… Ты мне вот что скажи, почему ты стала светиться во сне?
– Синим? – уточнила я.
– Не понимаю, что подразумевается под словом «синий», – фыркнул Форд. – Ты что, не знаешь, что собаки цветов не разбирают?
– Знаю, – следующий зевок оказался прямо-таки душераздирающим. – Забыла. Спать хочется зверски. Не выспалась.
– Почему зверски?
Что у него за настроение сегодня? Пристает да пристает с вопросами.
– Звери, по-твоему, спят крепче людей? Или больше?
– Судя по тебе, – я стала раздражаться, – больше, и намного.
– Это оттого, – спокойно пояснил он, – что мне делать нечего.
Подскочив, он рванулся к двери, радостно размахивая своим хвостом.
– Привет!
– Привет! – вошел Роман, его нос был отчаянно красным. – Ты проснулась? Вижу, что да, уже не светишься.
– Я что, и сегодня светилась? – безнадежно на автопилоте поинтересовалась я. И зачем спрашивала, Форд же мне говорил?
– Потрясающей красоты синим цветом, – Роман яростно растер свой нос, шмыгнул им для проверки:
– На улице редкостный дубак. Боюсь, без спирта даже я не продержусь. Вставай, мы уже все подготовили для работы.
Как-то меня не очень вдохновляли предстоящие перспективы. Я мрачно, предчувствуя ближайшие «удовольствия», поднялась с диванчика. Роман обхватил меня, прижался ледяной щекой и холоднющим носом к моей щеке:
– Крепись, Оль, это начало конца.
– Конца чего? – подозрительно уточнила я.
– Работы, например, – он весело посмотрел на мою хмурую физиономию и, подмигнув, засмеялся: – Пойдем скорее к чайнику. Кофе остался, хоть и немного, так что у тебя еще есть повод хотя бы чуть-чуть порадоваться.
Эмалированная кружка с кофе как-то не очень скрасила мои страдания. Ну, не люблю я холода, очень не люблю. Отхлебнув пару глотков и закурив, я подумала, если уж меня сюда приволокла злодейская судьба, все равно не отвертеться. Ну, померзну немного… даже если много… не впервой. До сих пор жива, значит, есть шансы, что жизнь моя еще не закончилась. Организм, сообразив, что ему некуда деваться, смирился. Еще полкружки кофе, еще сигарета. Вроде теперь снова можно жить дальше. Что там у нас первым пунктом программы? Роман закончил заправку термоса, с облегченным вздохом завинтив последнюю крышку.
– Так, с этим покончено. Ну что, грузить твои ловушки? Я обреченно вздохнула, кивнула. Он улыбнулся:
– Иди, одевайся.
Ох! Я таки оделась – свитер, Шуба, комбинезон, платок, шерстяные носки, портянки, бродни, куртка. Про запас еще одна, так, на всякий случай. Как еще и шевелюсь? Впрочем, чего ныть, еще не зима, зимой бывает и похуже. Кое-как перевалившись через борт, я стала укладывать ловушки, которые подавал мне Роман. Капитан Гена и боцман Гена с удовольствием скалили зубы над моими нарядами. Наконец, Роман быстро забрался в лодку, отпихнулся от судна, дернул мотор, и мы отправились на работу. Столько времени переться, чтобы сделать все за несколько дней, с горечью подумала я, заворачивая нос в воротник от встречного ветра и соленых брызг, рвущихся прямо в лицо.
Лодка резво подпрыгивала на волнах, чувствительно колотясь днищем об воду. Мы шли вдоль берега, я сквозь щель в воротнике разглядывала горы водорослей на берегу. Похоже, недавно в этих местах был шторм, вон, сколько их выворотило из воды. Зеленовато-серый цвет воды внезапно начал изменяться, стал почти коричневым. Река близко, решила я, и не ошиблась. Ее ревущая вода колотилась о прибрежные валуны, готовая все снести на своем пути. Как она мне не понравилась, эта река… какой противной показалась! Неширокая, с выразительной темной водой, она вызывала ассоциации с несущимся стадом бешеных лошадей.
Лодка на полном ходу пристала к берегу, рядом с устьем этой сумасшедшей речонки. Роман выгрузил меня и ловушки, затащил лодку повыше на маленький песочный пляжик. Потом взял ловушки подмышку, кивнул мне ободряюще, и мы двинулись вверх по течению реки. В общем, если не считать пары валунов, перегораживающих наш путь, идти можно было почти без затруднений. Заросли замерзшей осоки изрядно истоптаны мужиками, видимо, утром, когда они готовили плацдарм.
Минут через пятнадцать мы прибыли на место. Через речушку тянулся трос, натянутый, как струна, на берегу валялась маленькая пластиковая лодка, именуемая мыльницей за то, что больше подходила для хранения мыла, чем для того чтобы использоваться по назначению.
Роман свалил в нее ловушки и заметил:
– Сначала инструктаж. Течение, как видишь, мало способствует нормальной работе. Поэтому делаем так – ты садишься в лодку и сразу же хватаешься за трос. Я спихиваю лодку в воду и заскакиваю сам. Главное, что от тебя требуется – ни на мгновение не выпускать трос из рук. Остальное – как получится. Держи рукавицы, ты что, всерьез собралась хвататься за трос голыми руками?
Я пожала плечами. Да, собиралась. Больше не буду. Натянув брезентовые рукавицы, вцепилась в трос. Сначала все шло в соответствии с предписанным планом. Но с ловушками пришлось порядком намучаться, тонуть они никак не хотели, их выносило течением на поверхность. Пришлось возвращаться на берег, собирать камни, привязывать их к хвосту ловушек. Проковырялись мы долго, ругаясь на чем свет стоит, тем более что тому, кто в данный момент цеплялся за трос, естественным образом казалось, что другой все делает не так, как следует, поэтому ничего и не получается.
В общем, пока мы ковырялись с чертовыми ловушками по очереди, то один, то другой, пока мы смогли их утопить, прошло как минимум часа два. Оказавшись на берегу, я поняла, что носа у меня давно нет, остался один бесчувственный красный фонарь посередине лица. Пальцы превратились в вареные сардельки, считая свое состояние достаточной причиной для того, чтобы перестать сгибаться в принципе. Ноги вроде еще были на месте, но только отчасти, куда делось остальное, особенно та их часть, которая требуется для связи с почвой, было непонятно. Вроде, вот они, перед глазами, а на самом деле их нет. Попрыгав на месте, я решила, что еще не все потеряно, что-то, кажется, от ног еще осталось. В резвом темпе, беспрерывно хлюпая замерзшими носами, мы дунули к лодке, а точнее, к термосу, не утруждая себя никакими разговорами.
В лодке Роман набросил на меня мою запасную куртку, а заодно и свой запасной ватник. В отверстие для носа он воткнул мне исходящую паром крышку термоса. Я вцепилась в почти горячую поверхность, пальцы горько взвыли от боли. Чай оказался со спиртом, я и не заметила спросонья, когда он успел пунш приготовить. Первый же глоток заставил обледенелый желудок вернуться к жизни. Он заинтересованно буркнул и потребовал еще. Горячие волны, распространяющиеся от центра к периферии, привели мой дух или что там у меня в тот момент было за него в самое блаженное состояние. Пальцы даже согласились
