достала из сумочки банкноту и положила перед ним на стол. Он убрал доллар к себе в бумажник.
Вскоре Оливер прикончил столько еды, что хватило бы всей колонии на несколько месяцев. Громко рыгнув, он вернулся в гостиную. Элизабет бросила вилку в салатницу. Убрала со стола, вымыла посуду. И замерла в дверях кухни, глядя, как муж продолжает пить и читать газету.
В конце концов он заговорил.
– Мне не нравится, что моя жена публично заигрывает с соседом-семитом.
– Господи, Оливер, о чем ты? Мы пытались дверь открыть.
– Ты свободная женщина, и я далек от того, чтоб учить тебя жить. Я только прошу капельку приличия. Принимай мужчин в квартире, по крайней мере.
– Как ты можешь так говорить обо мне и Айре? Он же твой друг Как тебе не стыдно.
– Мне больше нечего сказать, – надменно заявил он.
Она ушла в спальню. Через некоторое время он последовал за ней. Когда я туда добрался, свет уже погасили. Оба лежали в кровати: Элизабет – свернувшись калачиком, спиной к Оливеру, а тот – на спине, утонув обширным задом в матрасе. Его глаза были открыты.
Что такое, Оливер? Ты лежишь рядом с восхитительной женщиной, окутанный ее запахом, – быть может, твоя решимость уступает похоти? Возьми ее, мужик. Имеешь право. Но нет. Не годится показывать ей, что ты ее хочешь; она ведь тебя обманула, да еще публично. Придется ей сегодня побыть одной.
Элизабет скоро заснула. Оливер слушал мерное дыхание и разглядывал жену. Он громко вздыхал и дергал одеяло. Он ворочался с боку на бок, но ее не будили даже сейсмические колебания матраса.
Я почти не сомневался: сейчас Элизабет не собирается обманывать мужа. Но это не имеет значения. Если я усилю трения между нею с Оливером, любые зачатки расположения к Айре перерастут в желание изменить с ним мужу. Жестокость обратит ее взор к любезному, интеллигентному человеку (Айре) – и, быть может, Айру – к его деньгам.
Я был так доволен результатами, что решил как-нибудь провернуть этот номер с дверью в соседней квартире. Интересно, подыграет ли Руфь – вообразит ли, что за моими проделками маячит хорошенькое соседкино личико.
Я подобрал с подушки светлый волос Элизабет и вернулся домой.
Перезрелый арбуз
Вставив ключ в дверь, Айра украдкой глянул через плечо, но в квартиру вошел без промедления. Сел за кухонный стол читать почту. Целая пачка писем с просьбами о помощи: боль сердечных терзаний, искренние истории о больных и бедняках, а также о больших ярких зверях и птицах – все они плохо приспосабливаются, всем грозит вырождение. Мольбы пришли по адресу.
Позвонили в дверь. Айра поправил галстук и пошел открывать.
– Чему радуешься? – рявкнул сиплый голос гетто. Это был Руфус.
– О, входи. Какой сюрприз.
Обычно Руфус приходил в пятницу вечером. Сегодня была среда.
Руфус был высокий анемичный человек невнятного среднего возраста, в длинном черном кожаном пальто, таком же картузе, черных кожаных штанах и тяжеленных ботинках. От него вечно разило лекарствами.
– Ходячий морг, – проворчал Бисмарк. Он соскучился под плинтусом и снова патрулировал квартиру.
– Пришлось сегодня к тебе заглянуть, бледнорожий, – сказал Руфус. – У меня фигня с тачкой. Какой-то пидарас увел новехонькую «Севилью», а мне оставил рухлядь 64-го года, ржавое говно, мне в таком на свалку ехать неудобняк.
– Он украл у тебя «Кадиллак» и взамен оставил другой?
Руфус уставился на Айру.
– Иначе неэтично. Юрист должен знать такие вещи.
Айра потряс головой.
– Столько лет работаю – ничего подобного не слышал.
– В пятницу иду новую тачку покупать. Раздался стук в дверь. Айра открыл.
– Привет, Айра. Привет, Руфус. – Элизабет. – Пришла сказать, что замок починили. – Она показала Айре новенький блестящий ключ.
– Великолепно. Ну, пока.
– Ну, спокойной ночи.
Айра запер дверь. В гостиной Руфус слегка расчистил кофейный столик и, развалившись, аккуратно положил туда ноги. Уперев локти в спинку дивана, он вытянул пальцы и соединил их на животе.
Айра терпеть не мог, когда ноги клали на стол. Но сейчас только спросил:
– Из чего у тебя ботинки?
– Из какой-то тупицы, раз ее поймали. Но мягкие. На мозоли не давят.
Пришло время для ритуала покупки кокаина. Поскольку Руфус пришел неожиданно, я надеялся, что у Айры нет налички и он достанет заначку из шкафчика. Однако он открыл бумажник и с демонстративной точностью крупье выложил деньги на столик. Руфус выудил из-за подкладки картуза маленький белый пакетик.
Обмен состоялся, и Руфус сказал:
– Мышиная возня. Толку ноль. Ты же умненький еврейчик, должен знать, что цена падает, когда количество растет. Мне сегодня подкинули свежий товар с нефиговой скидкой.
Он назвал количество и цену, и Айра вскочил.
– У меня на развлечения столько нет. – Он подошел к каминной полке и пощупал фигуру на шахматной доске. Явно сконфужен, вот-вот станет извиняться. Руфус держал паузу.
– Как неловко, – сказал Бисмарк. – Но Руфус хорош.
В конце концов Руфус сказал:
– Просвети. Зачем ты меня так часто зовешь, раз приходится лишние бабки тратить? Что-то не похоже на такого жида. Типа сейчас модно, чтоб живой ниггер в гости заявлялся, а?
Руфус поднялся и посмотрел на Айру. Их разделяла шахматная доска. Фигуры – в текущей позиции партии, которую Айра разыгрывал по переписке с отказником из Советского Союза. Доска воплощала собой духовные узы с плененными братьями, и Айра свирепо ее стерег.
Руфус об этом прекрасно знал. Он взял белую королеву и перевернул, словно заглядывая ей под юбку. Потом сказал:
– Ты из пригорода, а? Большой дом, мальчик с фонарем, маленький ниггер на газоне?
Руфус поставил фигуру обратно. Айра вернул ее на законную клетку, а Руфус тем временем нашел на каминной полке другой неприкосновенный предмет – менору. Держа ее в руках и балансируя на одной ноге, он поднял другую на половине шага, скалясь с угодливым почтением.
– Так? Дождь или солнце, старина Руфус освещает путь.
– Послушай, я работаю в юридической консультации для неимущих, – заканючил Айра. – Почему ты разговариваешь так, будто я невежественный расист?
Руфус засмеялся. Золотые зубы – словно из одного набора с золотыми браслетами. Широкие ноздри чувственным изгибом распластались на лице – не то что Айрина детская палатка.
– Что смеешься?
– Ничего, тощий, не парься. – Руфус вытер глаза. – Эй, да в эту штуку по девять свечей каждый раз надо. Еще бы у тебя наличка была. Погоди – это такой специальный еврейский свет? Чтоб господь не пускал в дом лягушек, саранчу и прочее дерьмо?
– Примерно.
Руфус оглядел комнату и улыбнулся.
– Лягушек нет. Тараканов нет. Нехило работает. Надо бы и мне такой завести. А золотые бывают?
Он обмахнул диван и снова сел. Айра сел рядом. Руфус увидел на стуле подарочную коробку.
– Это мне? – спросил он. – Как мило!
– Элизабет. Шарф. У нее день рождения на следующей неделе. – У Айры был голос человека, которому объявили отсрочку смертного приговора.
– А что ж ты его тут оставил? Твоя старуха увидит.
