В понедельник утром Гейл отправилась с визитом в его особняк на Эмбесси-роуд, чтобы обсудить возможность приобретения принадлежавшей ему картины. Эту покупку Гейл затеяла с единственной целью – получить повод провести некоторое время с Пеннингтоном.
Они с Гейл вспомнили многочисленных общих знакомых, поговорили о ее вдовстве, о Венди и, наконец, обсудили картину – небольшое и очень дорогое полотно Уистлера.
Гейл всегда подозревала, что Билл в нее влюблен – разумеется, на свой изысканный и очень застенчивый манер, – и на этот раз решила пустить в ход все свое обаяние.
– Билл, расскажите мне о вашем новом музее. Я так много о нем слышала.
Трудно было найти тему, которая заинтересовала бы ее собеседника сильнее. За два дня Гейл как бы случайными, а на самом деле очень умело поставленными вопросами сумела выудить у него почти все, что хотела узнать.
Пеннингтон считал Алексу Кейтс-Джером очень талантливым архитектором, исключительно преданным делу. Несколько месяцев назад она побывала в Вашингтоне вместе с Иганом Бауэром, и скоро они снова должны приехать, чтобы проконтролировать ход строительства. По его словам, архитекторы останавливались в отеле «Карлтон».
Таким образом получилось, что в этом небольшом путешествии Гейл приобрела за свои деньги гораздо больше, чем просто картину, пусть даже самую распрекрасную.
По возвращении из Вашингтона она не поленилась пригласить на ленч Пэт Фуллер – коллегу по благотворительному комитету, которая была замужем за архитектором. Оказалось, что Пэт немного знакома с Иганом, который числился в ее списках потенциальных жертвователей. Она описала его как прожигателя жизни и одновременно человека, который стремится занять более высокое положение на социальной лестнице. Мистера Бауэра неизменно приглашали на благотворительные мероприятия – он был хорош собой, считался достойным кавалером, и многие разведенные женщины среднего возраста охотно закрывали глаза на его недостатки.
Главным из таковых считалось отсутствие больших денег. А то, что у него было, архитектор добыл своим трудом, а также благодаря эффектной внешности и хорошо подвешенному языку. Иган появлялся во всех лучших ресторанах и клубах обычно в обществе какой-нибудь привлекательной разведенки и только иногда – с молоденькой дебютанткой высшего света, не пожелавшей внять предостережениям матери.
То обстоятельство, что Алекса работает в тесном контакте с таким сердцеедом, показалось Гейл весьма интересным. Она рассуждала примерно так:
«Что мы имеем? Мужчина и женщина, привлекательные, образованные, честолюбивые, имеющие одно и то же призвание. Судьба сталкивает их не только в одном офисе, но и в одном самолете или поезде, в одном отеле, возможно, даже в смежных номерах. Где-то они вместе выпьют, где-то tet-a-tet пообедают при свечах и под романтическую музыку… И если в конце концов они окажутся в одной постели, в этом не будет ничего удивительного».
Конечно, это были чистые домыслы, но Гейл не спешила от них отмахнуться.
«Его зовут Алекс». – Ей снилось, что она, улыбаясь прохожим, катит по улице коляску. Но внезапно младенец начинает пронзительно кричать. Алекса берет ребенка на руки, но он выскальзывает из ее рук, падает на землю и словно мячик катится прочь. Еще немного, и он попадет в водосточный желоб… Алекса бросается за ним, но движется слишком медленно, словно бежит под водой. По улице мчится грузовик, водитель пытается остановить машину, Алекса слышит визг тормозов. Она кричит…
– Что случилось, любовь моя? – Филипп мягко тормошил ее за плечо.
– Мне приснился кошмар, – задыхаясь, пробормотала Алекса. – Господи, какой ужас! – Пересказывая мужу сон, она расплакалась. – То же самое случилось с моим братом. Ему не исполнилось и двух лет, когда он попал под машину.
Филипп ошеломленно смотрел на жену.
– Ты мне никогда об этом не рассказывала.
Алекса вытерла со лба холодный пот.
– Правда? Я никогда его не видела. Он погиб за несколько месяцев до моего рождения. Можно сказать, меня назвали в его честь.
Филипп обнял ее за плечи, но это не принесло Алексе облегчения. И, охваченная паникой, она вскочила с кровати.
– Филипп, это знак! Я не могу сейчас иметь ребенка, не могу!
Алексе стало казаться, что она задыхается. Глубоко дыша, она принялась ходить по комнате.
– Ты ведь не всерьез? – Голос Филиппа прозвучал словно откуда-то издалека. – Тебе всего лишь приснился кошмарный сон…
– Нет, я серьезно. – От возбуждения и холода ее бросило в дрожь, и Алекса почувствовала непреодолимое желание немедленно рассказать ему все, что таила в себе последнее время.
– Милая, вернись в кровать, сейчас не время для дискуссий. – Филипп приподнялся на локте, вид у него был подавленный.
– Этот сон не первый, – начала Алекса, когда ей наконец удалось отдышаться. – В последнее время я стала часто видеть кошмары, но сегодняшний – хуже всех. Мое подсознание пытается мне что-то сообщить.
– Давай поговорим об этом завтра, ладно? Мне рано вставать.
Алекса чувствовала страшную тревогу, но вины Филиппа в этом не было. Жена разбудила его среди ночи, конечно, ни один из них сейчас не способен размышлять здраво. В конце концов Алекса вздохнула и легла рядом с мужем. Тепло его тела подействовало успокаивающе, захотелось, чтобы Филипп ее обнял, но он перевернулся на другой бок и вскоре послышалось его ровное дыхание.
Ей не спалось, а когда все-таки удалось заснуть, то она снова видела во сне кошмары, только потом не могла их вспомнить.
Проснувшись без пяти восемь, Алекса увидела, что Филипп тихо одевается.
– Доброе утро. Прости за сегодняшнюю ночь, – тихо сказала она.
– Все нормально. Как ты себя чувствуешь?
Филипп смотрел не на жену, а в зеркало, завязывая галстук. Стоило Алексе вспомнить сон, как ее снова охватила тревога.
– Боюсь, не лучше, чем ночью. – Она села и свесила ноги с кровати. – Филипп, не знаю, как быть. Я так боюсь, что ребенок изменит наши отношения. Конечно, Брайан нам не сын, но с тех пор как он здесь поселился, жизнь стала другой. Раньше мы были так счастливы…
– Но наше счастье было неполным, – перебил Филипп, едва сдерживая раздражение.
Алекса вздохнула:
– Фил, я знаю, как важны для тебя дети. Поверь, я пыталась сделать все, что могла. Я старалась изо всех сил, но ничего не выйдет. Во всяком случае, на этот раз.
Филипп посмотрел на нее с грустью.
– Пару месяцев назад ты так не говорила. По-моему, ты слишком переживаешь из-за подростковых закидонов Брайана.
– Может быть, – мрачно согласилась Алекса. – Но конца не видно. Каждый раз, когда я звоню в Лондон, мне говорят, что состояние Пейдж без изменений. За все это время мне так и не удалось сблизиться с Брайаном. Может, нужно признать, что я не создана для материнства, и пока я такая, какая есть, было бы неправильно заводить ребенка. – Алекса готова была расплакаться. – Знаю, дорогой, я обещала, и я собираюсь сдержать обещание, только немного позже.
Филипп вздохнул:
– Не знаю, что и сказать. Я так надеялся, что скоро у нас будет ребенок… А теперь я чувствую себя одиноким, каким-то опустошенным.
От его несчастного вида Алексе стало еще хуже.
– Понимаю, дорогой, прости меня, пожалуйста. Филипп, я тебя люблю, и мне не хочется тебя разочаровывать, но боюсь, сейчас я просто не в состоянии… Я думаю снова начать пользоваться диафрагмой – по крайней мере до тех пор, пока не определится ситуация с заказом «Нью уорлд инвесторс».
Филиппу показалось, что его ударили. Алексе было больно видеть мужа таким расстроенным, но она не
