прежнюю версию и придумать что-нибудь более правдоподобное.
– Придумать! – комиссар чуть не всхлипнул от огорчения. – Вы думаете, господин… э-э-э… гражданин Шалье, мы тут сказки сочиняем?
Комиссар походил теперь на охотничьего пса, которого оттаскивают от законной добычи. Впрочем, огорчение длилось недолго. Рыжеватые усы шевельнулись.
– При зрелом размышлении… Исходя из вышеизложенного и учитывая нижеследующее… Выходит, сударь, что перед нами не иначе как самоубийство!
– Попытка! – усмехнулся я, мысленно пожелав гражданину Вильбоа всяческого здравия.
– Находясь в черной меланхолии, го… гражданин Вильбоа проникает на территорию указанного кладбища, совершает похищение трупа законноумершей гражданки Араужо, имеющего временное пребывание в мертвецкой оного кладбища, после чего…
– Гражданка Тома, – напомнил я. – Подписывайте ордер.
– А я, представьте, забыла ваш адрес! – гражданка Тома развела руками и растерянно улыбнулась. – Помню, вы говорили про какую-то гостиницу…
Вид у достойного доктора был изрядно встрепанный, словно у попавшего в бурю воробья. Лапландская шапка окончательно сползла на ухо, а вместо двух пуговиц на пальто торчали лишь обрывки ниток.
Я поймал фиакр. Девушка, решительно отведя мою руку, легко взобралась на сиденье и знакомо фыркнула:
– Ну почему даже такие, как вы, все время пытаются намекнуть на женскую неполноценность? Я еще, гражданин Люсон, не инвалид!
Проглотив этот суровый выговор, я пристроился рядом и вопросительно взглянул на гражданку Тома. Та устало вздохнула:
– Улица Старого Жака… Господи, когда же я домой доберусь?
Для гражданки Тома я по-прежнему был Франсуа Люсоном. Причину ее освобождения я объяснил просто: мои показания подтвердили то, в чем девушка напрасно старалась уверить служащих комиссариата.
Фиакр медленно катил по направлению к Сене, и я заметил, что мою спутницу явно клонит в сон.
– Ну и ночь! – она потерла ладонью лицо и наморщила нос. – А все из-за вас, гражданин Люсон!
– Да, мне следовало остаться… – начал я, но девушка покачала головой:
– И ничего вам не следовало! Это мне надо было внимательнее слушать. Мне, между прочим, вначале почти поверили, но потом, естественно, поинтересовались вашим адресом. А я… К сожалению, тот санкюлот, с которым вы говорили, тоже не отличался хорошей памятью. Ну и меня сочли преступницей, а вас – сообщником. Пришлось обживать общую камеру в компании с гражданками воровками и гражданками проститутками. Правда, не без пользы – некоторые их разговоры представляют немалый интерес для медицины…
Она бодрилась, но я видел, что девушка смертельно устала. И немудрено! Фиакр еле-еле полз, а на мои просьбы ехать быстрее гражданин извозчик отвечал что-то невразумительное о ценах на овес. Только через полчаса мы переехали Сену.
– Еще долго! – вздохнула гражданка Тома. – Страшно неудобно, если нет своего экипажа! У моего покойного батюшки была коляска, но по нынешним временам такая роскошь по карману лишь военным поставщикам… Или депутатам Конвента.
Она бросила на меня любопытный взгляд, но я сделал вид, что не расслышал.
– Как я понимаю, ваш отец тоже был врачом?
Она кивнула:
– Александр де Тома, врач Королевской академии. Ну а я просто Тома… К счастью, Республика, избавив меня от приставки «де», дала возможность продолжить то, что делал отец.
– Это вы насчет трупов? – невинно поинтересовался я.
Очки воинственно блеснули.
– Да! Именно насчет трупов, гражданин Люсон! Господи, стоит поговорить с такими, как вы, и я начинаю думать, что во Франции до сих пор действует инквизиция! И вы, наверно, считаете себя образованным человеком?
Я несколько смутился, но атака только началась.
– Великий Везалий умер из-за таких, как вы! Но разве дело в нас, медиках? Из-за дикости и невежества личностей, подобных вам, гражданин Люсон, людей не только неправильно лечат или не лечат вообще, но и хоронят заживо! Отец считал, что каждый пятый покойник становится таковым уже под землей! Если бы вы видели то, что видела я…
Вновь вспомнились жуткие байки, которых я, похоже, в свое время наслушался.
– Некий почтенный горожанин в Марселе, – замогильным голосом начал я, – похоронил супругу в семейном склепе. Через год в склеп вошли, чтобы установить серебряную табличку на гроб, и узрели оный гроб отверстым, а покойницу – лежащей у дверей. Долго, долго мучилась старушка… У вас что, в часовне гальваническая батарея?
Только сейчас я сообразил, что могли означать странные емкости, замеченные мною в глубине мертвецкой.
– Странно, – задумчиво молвила девушка, – а вы, оказывается, что-то понимаете… Да, там гальваническая батарея, очень мощная. Ее соорудил еще отец. Когда я чувствую, что с моим, так сказать, пациентом не все в порядке, я прибегаю к помощи электричества. Кстати, за последний год мне удалось спасти троих. Двое до сих пор живы…
– Постойте! – В памяти мелькнуло что-то, давно слышанное. – Кажется, несколько лет назад какой-то врач предложил построить при каждом кладбище специальную лабораторию с лейденскими банками… И еще он предлагал распылять в воздухе уксус.
– Мой отец, – кивнула гражданка Тома. – К сожалению, к нему мало кто прислушался. Вас не шокирует подобная тема?
Я покачал головой. Интересно, что сказала бы гражданка доктор, узнав, кто я на самом деле? Нет, она слепа – как и все остальные. Тот, кто не пустил меня на серое небо, позаботился об этом…
Наконец фиакр остановился. Девушка вздохнула, выглянула из-под шапки. Послышался облегченный вздох.
– Приехали! Гражданин Люсон, приглашаю вас выпить кофе в моей скромной компании. Или вы, как истинный ретроград, не пьете кофе?
– Пью, – тут же откликнулся я. – Хотя и ретроград.
Напрашиваться в гости не хотелось, но я понимал, что после всего случившегося гражданке Тома не хочется оставаться одной. Все-таки для двадцатилетней девушки подобные приключения – это чересчур. Даже для дочери доктора Александра де Тома.
В небольшой квартирке, разместившейся на втором этаже старого особняка, царил полный беспорядок. Мне было велено не смущаться и не удивляться. Гражданка Тома жила без прислуги – по той же причине, что и без экипажа, а времени на домашние дела не оставалось. Меня разместили в кабинете на продавленном диване, для чего пришлось скинуть прямо на пол дюжину толстых фолиантов и несколько вываренных добела берцовых костей. Пока гражданка Тома приводила себя в порядок, я перелистал пару книг, убедившись, что имею дело с анатомическими атласами. Наскучив бездельем, я предложил свои услуги в важном и серьезном деле – растопке печи на кухне, не топленной уже не менее трех дней. Печь была огромной и очень красивой, выложенной голландским кафелем по моде начала века, но тянула из рук вон плохо. Вдобавок ее давно не чистили, так что пришлось взяться за дело всерьез. Сняв камзол, я закатал рукава и принялся орудовать кочергой. Дело уже дошло до дров, когда в кухне появилась гражданка Тома – на этот раз без очков и лапландской шапки.
– Убедительно, – заметила она. – С печью сражаться вы умеете. А также, если судить по вашим движениям, неплохо танцуете. Не спорьте, такое легко заметить… Итак, гражданин Люсон, не притворяйтесь санкюлотом. Вы типичный «аристо», как сейчас модно говорить.
– Я и не спорю, мадемуазель де Тома.
Она топнула ногой:
– Прекратите! Я же вас просила! «Мадемуазель»! Знаете, отец хотел приучить меня к «свету».
