– Да! – глаза де Гарая блеснули. – Но не только Памье! По всему Королевству Французскому, по всей земле! Все угнетенные соединятся…
– Угу.
Я помолчал, собираясь с мыслями. Трудно говорить с недоумком, особенно подверженным горячечному бреду. Но попытаться стоит.
– Епископ думает иначе. Он просто использует ваших головорезов…
– Мы не головорезы! – де Гарай даже подпрыгнул от возмущения. – Мы – благородные разбойники!
– Он просто использует ваших благородных разбойников, чтобы покрыть свои злодейства. Он зол и хитер, монсеньор де Лоз, но не слишком умен. Он думает, что убийство посланцев кардинала Орсини заметет следы, а то, что случилось у замка, позволит свалить все на демонов. Сам же он останется при своих.
Я помолчал, давая возможность де Гараю переварить услышанное. Да, все так и есть. Как дико и страшно кончилось то, что началось с исчезновения простой крестьянской девушки из Артигата!
– Но Его Преосвященство ошибается, впрочем, как и вы, сын мой. Курии все равно, кто виноват в случившемся. Демоны – даже лучше, убедительней. Рим не будет мелочиться. То, что происходит в Памье, станет поводом для введения нового порядка. И тогда народом, о котором вы так печетесь, займутся уже не пьяницы-священники и не воры-епископы, а Святейшее Обвинение. И этих щупальцев вам уже не отрубить.
Я мельком взглянул на де Гарая – разбойник слушал. Кажется, он даже задумался, хотя в последнем можно было усомниться. То, что бродит в этой башке, трудно назвать мыслями.
– Святейшее Обвинение, – медленно проговорил он. – А что это?
Объяснять пришлось долго. Для борца за народное дело Святая Католическая Церковь представлялась немногим больше епископства. Он еще имел некоторое понятие об архиепископе Тулузском, но дальше уже была тьма. Значит, следовало объяснить: папа, конклав, всемогущие монастыри, гипсовая статуя в Клерво, отец Петр Ломбардский с готовой связкой хвороста. И, конечно, Его Высокопреосвященство Джованни Орсини.
Наконец, де Гарай кивнул:
– Понял…
Последовало молчание, и я понадеялся, что хоть какой-то здравый смысл в этом черепе все же сохранился. Думал разбойник долго, затем криво усмехнулся:
– Ишь, сволочи! Да как после этого вас, попов, щадить? Ничего, если вы такое сделаете, весь народ поднимется! Да мы вас в колья возьмем!
Я вздохнул – выходит, зря старался! Здравого смысла в этой башке еще меньше, чем я думал.
– Мы, это, объединимся! Все, которые за народ! Мы всех попов и рыцарей перевешаем. Да! Мы объединимся…
– С сарацинами? – не выдержал я. – Или с маврами? Сын мой, а вам ведомо, что такое интердикт? Если Его Святейшество шевельнет пальцем, вас начнут травить, как бешеных псов – причем те самые вилланы, которых вы решили защищать. А вы знаете, что такое армия? Настоящая, а не ваш сброд?
– Ну-у… – де Гарай вновь задумался. – Я служил в наемниках… Все равно, поп, не напугаешь! Таких, как я много!
– Мало, – усмехнулся я. – К счастью, таких недоумков…
– Я – народный герой! – разбойник вскочил и ударил себя кулачищем в грудь. – Я не недоумок! Я доумок!
Сообразив, что сморозил что-то лишнее, разбойник немного скис и вновь опустился на солому.
– …К счастью, таких доумков не так много. Часть перевешают, а часть переманят на службу. Например, на должность начальника епископской стражи. Харчи, жилье – и власть, конечно.
Он принялся чесать затылок. Я понял – клюнуло. Наконец, де Гарай недобро хмыкнул:
– Ладно… Тогда объясните мне, отец Гильом, почему я вас должен отпустить? Вы ведь к этому ведете, правда? Вы – посланец Орсини, вы – монах самого богатого монастыря королевства…
– Потому что я не хочу жечь людей. Я попытаюсь помешать Его Высокопреосвященству. Как – еще не знаю. Но вы ничего не теряете, доблестный сеньор де Гарай. Если не выйдет, меня, скорее всего, прикончат без всякого вашего вмешательства. Не епископ, так Орсини.
Похоже, идея ему понравилась. Разбойник вновь хмыкнул:
– Говорите, ваш аббат – отец Сугерий – тоже против Орсини? Ладно… А если я вас отпущу, де Лоз получит свое?
Я хотел ответить нечто неопределенное, но с изумлением услышал свои слова:
– Я эту скотину сожгу!
– Вот так-то лучше! – де Гарай захохотал. – А то – «не хочу жечь!» Ладно, поп, может и столкуемся. Мне самому вся эта затея не шибко по душе. Только вот чего…
Он замялся, затем покосился наверх, в сторону люка.
– Де Лоз обещал моим ребятам кой-чего, когда вас прикончат. Не очень много, конечно. Вы не подумайте, мы, конечно, за народ… И как вас выпустить? Мои ребята, они… Ну, не совсем доумки… Вы же закованы!
Выходит, я не зря старался! А может и зря – стоило сразу же предложить этому заступнику за народ пригоршню золотых.
