– Юноша же сей, – невозмутимо продолжал толстячок, – нанят мне да сеньору Кихада в помощь. А почему сопровождаем мы этого доблестного сеньора, могу обстоятельно пояснить.
– Да что вы! – тут же откликнулся тот, что про Авилу спрашивал. – Никакой надобности в том не имеется, сеньор Рохас. Нам бы сразу догадаться, как только мы про Анкору да про старого сеньора Хорхе услышали!
– Помилуйте, да в чем дело? – поразился ничего не понимающий Дон Саладо. – Или вы сомневаетесь в благородстве славного сеньора Новерадо?
– Что вы! Что вы! – замахали руками бородачи, друг друга перебивая. – Ну, никак не сомневаемся, сеньор! Потому как дон Хорхе – рыцарь великий, с маврами еще двести лет тому назад бился, и сейчас бьется, и завтра тоже будет. И Сид, который Руй Диас – тоже сеньор благородный, и тоже мавров проклятых бил, и сейчас их бьет, видели его недавно в войске королевском. Вы, главное, сеньор не волнуйтесь, потому как волноваться вам вредно…
– Странное дело! – воскликнул Дон Саладо после того, как бородачи, переглядываясь да перемигиваясь, прочь убрались. – Показалось мне, что сии благородные сеньоры сами изрядно были взволнованы. И кто пояснит мне, отчего?
ХОРНАДА XII.
О том, как довелось мне расстаться с моими славными спутниками.
– Сир-е-е-ена-а-а-а-а-а-ас![39]
Ну конечно, и тут они, «сиренасы» эти! Селеньице в сотню домов, а поди ж ты – прямо как в Севилье, где-нибудь на улице Головы Короля Педро. Бродят по ночам, людей пугают. Или я не знаю, какая нынче погода?
– Сире-е-ена-а-а-с!
Хвала Деве Святой, уже подальше. Пошел к дому алькальдову людей пугать-будить. Слыхал я, где-то в море такие же «сиренасы» имеются, тоже людей криком да ревом своим с пути сбивают. Сам не видел, да шкипер один в Палосе рассказывал.
Оглянулся я, поежился. А прохладно нынче ночью! Или это мне кажется?
Во дворе харчевни – королевство сонное. Спит народ – кто на телегах, кто просто на плащах да попонах. Спят? А хорошо бы, потому как всегда кто-то в самый ненужный момент просыпается да ухо из-под попоны выставляет…
– Я здесь, Начо!
Толстячок! В мантию свою черную закутался, шляпу на глаза надвинул – словно серенаду петь под чьим-то балконом собрался.
– Пойдемте, сеньор, – вздохнул я. – Присядем в уголке, авось не услышат нас.
С самого начала мне этот разговор страх как не понравился. Чутье у меня на всякую гадость!
…И на опасность – тоже чутье. Печенкой слышу, селезенкой даже.
Присел я на какое-то бревнышко, сеньор лисенсиат рядом бухнулся, плечами дернул. Не иначе, ему тоже не жарко.
Молчит!
И я молчу. Молчу, на небо поглядываю, на звездочки. Ушли тучки, ясная нынче ночь. Сиренас, стало быть.
– Как я понял, Начо, стражники уверены, что никакого замка Анкоры не существует. После гибели Хорхе Новерадо Анкора была разрушена до основания, и никто там больше не жил…
– Ага, – согласился я. – Это и я сообразил.
– Вы помните, мне показалось…
– И мне показалось, – вновь кивнул я. – В самом начале, как только мы сеньора Новерадо встретили. Тени он не отбрасывал. Ни он, ни конь его. И в замке тени не было, даже днем.
…Это я и заметил, да все сообразить не мог. Только недавно дошло.
– Не знаю, что и думать, Начо, – вздохнул толстячок.
Потрогал я булавку – ту самую, с камешками синими, снова на звездочки поглядел.
– Да и я не знаю, сеньор. Но только не об этом, видать, вы разговаривать пришли.
– Не об этом, Начо…
И – замолчал. Тяжело так замолчал.
– Сеньор Гевара…
Дернуло меня даже. Плохи дела, если толстячок меня по фамилии называть начал!
– Я – добрый католик, сеньор Гевара. Католик и подданный Ее Высочества. Мой отец и дед воевали с маврами, честно воевали. Я сам, как могу, служу Кастилии. Но сейчас в нашей… в этой стране происходит нечто ужасное.
Повернулся ко мне, словно ответа ждал. Ну уж нет, на такое отвечать не стану!
