пытались. До поры, до времени, конечно.
Такие локальные бои не только позволяли обучить бойцов, так сказать, в обстановке, полностью приближенной к боевой, но и служили неплохой наглядной агитацией – и для чужих, и для своих.
Аппиан:
«Спартак… приказал повесить пленного римлянина в промежуточной полосе между обоими войсками, тем самым показывая своим образ того, что ожидает побежденных в случае поражения».
Убедительно, ничего не скажешь!
Итак, временем, отпущенным ему Крассом, Спартак воспользовался сполна. Три месяца (или даже больше), проведенные в Регии, позволили обучить и пополнить армию. Римляне же все это время бесполезно проскучали за своей «линией Красса». Единственным развлечением были короткие, но успешные налеты спартаковцев – и трупы легионеров на нейтральной полосе.
Это то, что было. Но куда интереснее то, что МОГЛО быть. Уверен, «регийское сидение» требовалось Спартаку не только для пополнения и обучения войска. РАЗБИТЬ КРАССА – вот его основная цель. Так может, именно для этого он заманивал римлян на окруженный с трех сторон морем полуостров, как когда-то на Везувий? Ведь Клавдий Глабр тоже думал, что загнал гладиаторов в мышеловку! Не готовил ли Спартак такую же участь Крассу? Куда на самом деле должен был прыгнуть «Сицилийский лев»?
Ясно одно – разбить римлян атакой в лоб было невозможно. При равенстве сил «линия Красса» позволила бы оказать эффективное сопротивление и нанести спартаковцам серьезный урон. Но зачем атаковать в лоб, когда можно обойти? Не об этом ли вел переговоры Спартак с пиратами? Высадка даже небольших десантов в римском тылу могла сильно деморализовать противника (синдром «Окружают!»), нарушить всю систему обороны, заставить Красса отступить на восток, а затем добить где-нибудь на границе Бруттия и Лукании. Если так, то пираты, «обманувшие» Спартака и в самом деле спасли римскую армию.
Была, однако, и другая возможность. Мы знаем, что эти месяцы спартаковская армия стояла на Регийском полуострове. Но ведь это не все силы восставших. Увлекшись поединком Спартак и Красса, мы с вами напрочь забыли о «галлах». А зря!
Где в это время находился отряд Ганника и Каста? Тоже у Регия? Не исключено, однако все источники «находят» галлов совсем не там. «Галлы» продолжают воевать ОТДЕЛЬНО от Спартака.
Плутарх:
«Много мятежников отделилось от него из-за раздоров и самостоятельно расположилось лагерем вблизи Луканского озера».
Орозий:
«Прежде чем напасть на самого Спартака, расположившегося лагерем у истоков реки Силара, он победил его вспомогательные войска галлов и германцев».
Считается, что отряд Ганника и Каста отделился от спартаковской армии ПОСЛЕ прорыва «линии Красса». Однако ни Плутарх, ни Орозий, ни остальные ничего подобного не сообщают. Столь же вероятно, что «галлы» всю осаду оставались в Лукании, где-нибудь на склонах Апеннин. Причиной этого действительно могли быть «раздоры», усугубившиеся после гибели Крикса, но возможен и другой вариант – Ганник и Каст получили приказ готовить удар по римской армии С ТЫЛА. Случись такое, войска Красса были бы попросту раздавлены, попав между спартаковским молотом и «галльской» наковальней. «Галльский петух» и «Сицилийский лев» набросились бы на Волчицу с двух сторон.
Может, в этом и состоял главный замысел Спартака? Именно этого он ожидал, готовя армию к решающему сражению? В этом варианте на Регийском полуострове полностью повторился бы Везувий, только в большем масштабе.
Этого, как мы знаем, не случилось. Возможно, разногласия между Спартаком и «галлами» оказались слишком велики, и Ганник отказался от совместных действий. Но вероятнее всего, «галлы» просто не успели. Удар по римским тылам следовало наносить как можно позднее, когда армия Красса окончательно деморализуется в ходе Странной войны. Однако Судьба рассудила иначе.
…Где-то в самом начале месяца марцедония, когда на желтую траву выпал нежданный, столь редкий в этих местах снег, Марк Лициний Красс узнал, что случилось самое страшное – не для Рима, для него лично.
Аппиан:
«В Риме, узнав об осаде и считая позором, если война с гладиаторами затянется на долгое время, выбрали вторым главнокомандующим Помпея».
Не хотелось бы мне оказаться на месте Марка Лициния в тот несчастливый день тринадцатого месяца, когда гонец доставил ему распоряжение Сената. Ведь он сделал все, что мог, все, что в человеческих силах! И вот когда все идет к развязке, когда враг в западне и осталось лишь одно – немного подождать, когда крылья Виктории-Победы уже шелестят над преторским шатром…
Помпей! Опять Помпей, опять этот счастливчик, этот баловень капризной Фортуны! Неужели все зря? Неужели он, Марк Красс, так и не использует свой шанс?
Решение могло быть только одно – разбить Спартака, пока Великий еще далеко. Разбить немедленно! Сейчас!
Посочувствуем Марку Лицинию. Посочувствуем, но признаем, что на этот раз Сенат поступил абсолютно правильно. Умные люди на Капитолии сообразили, что осада Регия может закончиться только одним – очередным разгромом. Это само по себе очень плохо, но в Риме видели и другое, еще худшее. «Позор», о котором писал Плутарх – не просто стыд за проигранные сражения. Война шла уже третий год, и вся Ойкумена начинала понимать, что римлян МОЖНО и НУЖНО бить. Пресловутого «мифа о непобедимости» давно уже не было, но все предыдущие войны Рим как-то умудрялся выигрывать. А тут даже не война, какой-то бунт, квиритов лупят их собственные рабы. И как лупят!
Аппиан:
«Это была война, на которую уже нельзя было спокойно смотреть, но которой следовало повсюду бояться. То, что она называется войной с беглыми рабами, еще не значит, что ее должно считать незначительной из-за названия…»
«Повсюду бояться»! Повсюду – это в Италии, где уже целые области отпадали от Рима, в Азии, где продолжал сражаться Митридат, на море, где царили пираты. Любое сопротивление имеет предел, и на Капитолии поняли или почувствовали, что этот предел близок. Оставалось одно – звать самого лучшего. Звать Помпея.
О Гнее Помпее Магне уже приходилось упоминать. Скажу еще пару слов.
…Мне жаль Великого Помпея. Из всех, кто так или иначе был связан со Спартаком, он выглядит наиболее пристойно. Дело не в том, что Помпей и вправду был неплохим полководцем, может быть, самым лучшим, пока не взошла звезда Цезаря. Он был еще и очень хорошим человеком, честным, добрым, отзывчивым, даже в чем-то наивным. Его честолюбие – какой же вояка без честолюбия! – казалось чем-то несущественным по сравнению с амбициями всех его соперников и друзей. Сколько раз всего один шаг отделял Магна от диктатуры, но никогда он не пытался такой шаг сделать. Помпей и погиб, защищая законную римскую власть от нового Кесаря.
Единственное темное пятно на всей его жизни – это участие в карательных экспедициях Суллы. Оправдать такое трудно, но понять можно. Молодой офицер, сам пострадавший от репрессий марианцев, получил возможность отомстить врагу. Отомстить – и прославиться. Триумф в двадцать лет – кто откажется от такого? Если именно за это его карали римские боги, то кара была слишком жестокой. Смерть от руки предателя, гибель всей семьи, крушение мира, который он пытался защитить… А если Магна действительно задело проклятие Красса, это еще более несправедливо. Сам Помпей никогда не приносил в жертву своих солдат.
Мир душе твой, Гней Помпей Магн! Ты был достоин лучшей доли…
Сейчас, в месяце марцедонии 72 года до Р.Х., Помпею тридцать четыре. Его слава еще только поднимается к зениту, все еще впереди, Магн молод, полон сил, он только что победил Сертория. Уверен, что получив указ Сената, Гней Великий вполне искренне, без всякого злорадства поспешил на помощь своему другу и однополчанину Марку Крассу. Возможно, он даже не догадывался, что у того на уме.
Красс же… Ну, с ним все понятно.
Аппиан:
