противостоящего ему филистера. Любой заурядный римский генерал, какой-нибудь Красс, шесть раз разбил бы Цезаря во время Эпирской войны. Но с Помпеем можно было все себе позволить».
Про «шесть раз» классик, конечно, загнул, но что правда, то правда – против Цезаря Помпей был абсолютно беспомощен. Более того, после первых поражений у Помпея проявилось гибельное для полководца качество – полная АТРОФИЯ ВОЛИ. Он действительно был человеком Успеха, проиграв же один раз, терялся и продолжал проигрывать до конца.
Как по мне, Маркс все-таки слишком суров к Помпею, но такая точка зрения, как видим, тоже существует. А теперь представим нечто вполне вероятное: первый бой со Спартаком Помпей проиграл. Почему бы и нет, на войне всякое бывает. Итак, Великий не смог победить сразу. Его действия?
Это не тайна. В случае поражения Помпей немедленно переходил к ПОЗИЦИОННОЙ ВОЙНЕ. Так было с Серторием, так будет и с Цезарем. Если противник давал время прийти в себя, как это случилось в Испании, Помпей через некоторое время словно просыпался, вновь становился самим собой…
Цезарь не стал делать ему такого подарка. Уверен, Спартак поступил бы так же. Его армия продолжала бы тревожить римскую, атаковать отдельные отряды, вызывать Помпея на бой. Великий же наверняка отступил бы к римским стенам и принялся неспешно приводить армию в порядок. В конце концов, он вновь перешел бы в наступление и наверняка победил, однако в события мог вмешаться еще один фактор.
Война шла уже третий год, и с каждым месяцем, с каждой неделей страх перед «яростью Спартака», как удачно выразился Гораций, становился все сильнее. Вспомним!
Плутарх:
«Теперь уже не только недостойный позор рабского восстания тревожил римский Сенат. Он БОЯЛСЯ Спартака…»
Аппиан:
«Третий уже год длилась эта СТРАШНАЯ для римлян война, над которой вначале смеялись и которую сперва презирали как войну с гладиаторами. Когда в Риме были назначены выборы других командующих, СТРАХ удерживал всех…»
Орозий:
«Это была война, на которую уже нельзя было спокойно смотреть, но которой следовало повсюду БОЯТЬСЯ. То, что она называется войной с беглыми рабами, еще не значит, что ее должно считать незначительной из-за названия… Государство испытывало почти не меньший СТРАХ, чем когда Ганнибал стоял угрожающе у ворот Рима».
Августин Блаженный:
«Пусть скажут мне, какой помог им бог из состояния маленькой и презренной разбойничьей шайки перейти в состояние государства, которого пришлось СТРАШИТЬСЯ римлянам со столькими их войсками и крепостями?»
Синезий:
«…Крикс и Спартак… открыли войну рабов, самую УЖАСНУЮ из всех, какие только выдерживали римляне».
Ох, и дружный хор! «Страшно», «страх», «боялся», «ужасный»… А ведь все эти Орозии и Августины Спартаку не современники. Долгая же оказалась память об этой «самой ужасной» войне!
А теперь представьте, как повели бы себя отцы-сенаторы на Капитолии, да и все прочие обитатели Рима при известии о разгроме Красса и неудачах Помпея. Паника? Нет, «паника» – слишком мягко сказано. Ситуация сложилась бы похуже, чем после катастрофы у Канн, когда в первые часы после получения известия о гибели армии Вечный Город можно было брать голыми руками.
Тит Ливий:
«Никогда в невредимом Городе, в римских стенах, не было столько смятения и страха… Трудно было принять решение, женский вопль заглушал голоса сенаторов: почти во всех домах оплакивали родных, не зная даже, кто жив, кто мертв».
Конечно, панику бы остановили, собравшийся на срочное заседание Сенат принял бы нужное решение. Только вот какое? Красс разбит, Помпей не может победить, спартаковцы на севере, спартаковцы на юге…
Согласно римским традициям, в этом случае демократия временно сворачивалась и назначался ДИКТАТОР с чрезвычайными полномочиями. Но одного диктатора мало, нужна армия, нужны полководцы. Красс и Помпей не оправдали доверия, кто же остался? Марк Лукулл? Его, конечно, могли назначить, но скорее всего выбор пал бы на самого известного и знаменитого – на его брата, Луция Лициния.
Луций Лукулл считался, и вполне справедливо, выдающимся полководцем. Его армия, лучшая армия Республики, – последняя надежда Рима. Иного выхода у Сената просто не оставалось.
Итак, Сенат объявляет Отечество в опасности и призывает из Азии Луция Лукулла – не одного, а с большей частью армии. Квестором, заместителем диктатора, становится его брат Марк. Помпей получает приказ не покидать окрестностей Рима до прибытия войск с Востока, ограничившись пассивной обороной. Суровая по итальянским масштабам зима временно прерывает боевые действия…
Могло ли быть такое? Наверняка. Примеров в римской истории немало. Скажем, после очередных поражений в войне с Ганнибалом из Сицилии был вызван лучший полководец того времени Марцелл, а на помощь битому Серторием Метеллу прислали Гнея Помпея. Если помните, Сталин тоже посылал Жукова на самые опасные участки фронта.
Вот вам и «развилка»: Луций Лукулл – диктатор, его армия спешит в Италию. Что случилось бы потом? Признаться, это не так уже интересно. Уверен, весной или летом, спартаковцев бы разбили, однако… Однако, это не имело значения, ибо Река Времен уже повернула совсем в иной русло.
Что значит вызвать из Азии Луция Лукулла? Это значит завершить войну с Митридатом, не доведя ее до конца. Хитрый понтийский царь наверняка согласился бы на все условия – отдал бы флот, уменьшил армию до одного батальона, заплатил любую контрибуцию. Такое можно даже считать победой. Однако Митридат по-прежнему правил бы в Понте, а граница римских владений в Малой Азии не продвинулась дальше реки Галис.
Все! Известного нам Рима уже нет, есть нечто иное, абсолютно незнакомое. Дело даже не в Митридате, его могли добить через несколько лет, как это и случилось в «нашей» истории. Но в этом ее варианте не было бы походов Лукулла на Кавказ, разгрома Великой Армении, прорыва римлян в Сирию и Финикию. Пока в Италии продолжалась война с беглыми рабами, пока Республика зализывала раны, обстановка на Востоке коренным образом бы изменилась. В «нашем» варианте Истории римлянам необыкновенно повезло, их войска оказались в Малой Азии и Сирии в самый удачный момент. Держава Селевкидов развалилась, ее осколки начали вольный «дрейф», и в наступившем хаосе Рим сумел – и успел! – дойти до Евфрата. Но «окошко», приоткрытое Фортуной, очень скоро бы захлопнулось:
1. Именно в эти годы росла и складывалась новая великая держава – Армения. В ее состав уже входила Сирия, армянские войска подступали к Египту. В «нашей» истории Лукулл, а потом и Помпей не дали вырасти этой империи. Армении не хватило всего нескольких лет, чтобы утвердиться в Передней Азии, в нашем же варианте римляне придут на Восток СЛИШКОМ ПОЗДНО.
2. Не меньшую угрозу представляла молодая и агрессивная Парфия. В «спартаковском» варианте истории парфяне быстро бы поделили с Арменией Ближний и Средний Восток. В результате Римская держава не утвердилась бы на Кавказе, в восточной части Малой Азии, в Сирии, Финикии, Палестине и, возможно, в Египте.
3. После начала очередной гражданской войны в Риме (в «нашем» варианте – между Цезарем и Помпеем) Рим, куда более слабый, чем в реальной истории, едва ли смог бы удержать даже западную Малую Азию. Парфия и Армения наверняка бы постарались вырвать из тела раненой Волчицы кусок побольше и поувесистей. В «нашей» истории парфяне едва не вышли к Босфору, а где остановились бы парфянские катафрактарии в «спартаковском» варианте?
А вот итог: граница будущей Римской Империи будет проходить не по горам Армении и не по Евфрату, а по Эгейскому морю. Конечно, римские императоры вели бы войны за возвращение Малой Азии (как в «нашем» варианте они воевали за Армению), но с тем же, весьма переменным, успехом. Возможно, император Траян дошел бы даже до Дамаска, но не удержал бы его, как в «нашей» реальности не смог удержать Ктесифон.
Римского Востока не будет. Не будет Пальмиры, Эдессы, Команы, не произойдет уникальный синтез
