латино-греческой и восточной цивилизаций.
Не родится и Византия. Разве решится Константин перенести столицу в маленький пограничный городок?
Остальное додумайте сами, дорогой читатель. Представьте себе нашу историю без византийской цивилизации, без Кирилла и Мефодия, без греческих епископов в Киеве. Будет что-то иное, может, худшее, может, лучше – но другое, совсем другое.
…В 33 году от Р.Х. в Ершалаиме, провинциальном центре Великой Парфии, по приказу парфянского наместника будет распят некто Иешуа, обвиненный в святотатстве и призывам к свержению власти Аршакидов над Иудеей. Его ученики разъедутся по всей Парфянской державе, от Эгейского моря до Средней Азии, убеждая адептов Митры, Ормузда, Заратуштры и Будды в том, что Он и есть Мессия. Иудей Савл, парфянский гражданин, носящий также имя Папак, смело отправится прямо в Ктесифон к Царю Царей, чтобы бестрепетно свидетельствовать о Христе. До Римской Империи же будут доходить лишь глухие слухи о том, что иудеи в Парфии волнуются из-за какого-то «Хрестиуши». Лишь через два века в Риме эмигрантами-армянами будет основана первая христианская община…
Конечно, все могло бы случиться и по-другому. Реальная история обладает немалой «упругостью», ее не изменить благодаря раздавленной бабочке или вовремя найденному гвоздю. Я взял вариант крайний, кажущийся почти невероятным. Но армия Спартака в сердце Италии – это слишком серьезно, это то, что и в самом деле способно изменить Историю. Именно в «спартаковские» годы Рим приближался даже не к одной, а к нескольким «развилкам», достаточно было толчка… Под Брундизием вождь гладиаторов и в самом деле был близок к тому, чтобы перевернуть Клепсидру Сатурна.
Догадывался ли он об этом? Догадывались ли другие? А если римские боги и вправду существовали, что думали Они, когда чаши весов еще колебались?
Итак, последняя капля уже падала. Чье Время истекало в том снежном январе? Спартака? Красса? Рима?
49. Место, называемое Брундизий…
«И видел я выходящих из уст дракона и из уст зверя и из уст лжепророка трех духов нечистых, подобных жабам; это – бесовские духи, творящие знамения; они выходят к царям земли всей вселенной, чтобы собрать их на брань в оный великий день Бога Вседержителя… И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон».
Не все знают, что страшное название «Армагеддон», место Последней Битвы, столь же реально, как Сталинград или Мидуэй. Армагеддон (Вершина Мегиддо) – небольшой город у подножие горы Кармель в Палестине, где в давние времена произошло несколько кровопролитных сражений. Тех, кто там умирал, давно забыли, но имя осталось, превратившись в страшный символ.
«Пришли цари, сразились… Поток Киссон увлек их, поток Кедудим… Тогда ломались копыта конские от побега, от побега сильных его… Попирай, душа моя, силу!»
У каждого солдата – свой Армагеддон, своя Последняя Битва. И в свой предсмертный миг он видит бесовских духов, творящих знамения, слышит топот вражеской конницы, жадно пьет кровавую воду из реки Киссон и шепчет холодеющими губами: «Попирай, душа моя, силу!…»
Тот, Кто царит над всеми мирами, созвал в месяце январе года 71-го до Рождества Своего Сына два воинства на место, именуемое Брундизий. Вечер Последней Битвы настал.
Почему вечер, почему не утро, не день? Да потому, что…
Впрочем, не станем спешить. Некуда – впереди ничего нет, только Армагеддон.
Какой она была, Последняя Битва Спартака? Почему она стала Последней? Ошибся ли вождь – или просто настал час, когда силы человеков отступают перед Высшей волей?
Потомки склонны видеть и оценивать Прошлое со своих колоколен и минаретов. Зная, чем все кончится, они поневоле передают это знание тем, о ком хотят рассказать. Брундизий – не исключение. Все, кто писали о последнем бое Спартака обязательно подчеркивали, что вождь гладиаторов ПРЕДЧУВСТВОВАЛ свой Армагеддон. Помните у Джованьоли? Спартак мрачен, но спокоен, он твердым голосом отдает приказы, но друзья понимают, и он понимает, что Время на исходе, прощальная капля вот-вот оторвется, чтобы упасть в Никуда…
Подобные рассказы можно встретить и у других, о Спартаке писавших. Только не они, далекие потомки, это придумали, сами древние рассуждали сходно.
Плутарх:
«Спартак был вынужден построить свое войско в боевом порядке. К нему подвели коня. Вытащив меч и сказав, что в случае победы у него будет много прекрасных вражеских коней, а в случае поражения он не будет в них нуждаться, Спартак заколол коня».
Призрак безвинно пострадавшего копытного до сих пор бродит по страницам монографий и романов. Красивый жест, истинно спартаковский, вот только конячку бедную жалко. А между тем, если внимательно почитать того же Плутарха, становится очевидным, что ничего этого НЕ БЫЛО. Не раздумывал вождь над планом битвы, поглядывая на костры вражеского лагеря, не произносил речей, и конь, скорее всего, прожил несколько дольше. Сама же битва началась настолько внезапно, что и Красс, и Спартак далеко не сразу сообразили, что она и есть – Последняя.
Итак, по порядку. Часа в четыре дня по нашему счету, когда неяркое январское солнце уже клонилось к горизонту, и на мокрый тающий снег легли вечерние тени, разведка спартаковцев, двигавшихся по Аппиевой дороге, наткнулась на римские посты. Почему именно так? А иначе и быть не могло. Спартак повернул от Брундизия навстречу Крассу, значит его войско шло по Аппиевой дороге. Иных в Калабрии тогда еще не построили, а вне дорог снежной зимой передвигаться нельзя. То, что снег мокрый снег, тоже понятно, в Италии холода долго не стоят. Но почему под вечер, почему на марше?
Вновь читаем Плутарха:
«Спеша сразиться со Спартаком и расположившись лагерем около врага, Красс начал копать ров. Подскакав к римскому лагерю, рабы завязали бой с работающими воинами».
Оценим.
Можно подумать, что спартаковцы атаковали уже построенный римский лагерь, в котором Красс ждал нападения. Но это не так – строительство только началось, ибо римляне еще не успели ВЫКОПАТЬ РОВ. По римским уставам войско строило лагерь для ночлега в любом случае, однако лагеря сооружались разные и по-разному укреплялись. Был лагерь стационарный, это целая крепость со стенами и башнями. Был походный мирного времени, разбивавшийся больше для порядка, дабы легионеры службу на забывали. В этом случае обходились невысокой насыпью с частоколом и столь же небольшим рвом. Но вот на войне, особенно же в предвидении встречи с неприятелем, к строительству лагеря относились очень серьезно:
1. Сооружение укреплений начиналось так, чтобы до темноты успеть построить их основную часть. А это не час, и даже не два. Значит, зимой, когда темнеет рано, армии приходилось останавливаться чуть ли не сразу после полудня.
2. Перед началом строительства половина легионеров, а также вся конница и легковооруженные занимали позицию лицом к врагу. Остальные принимались за работу.
3. Первым дело солдаты принимались за ров, который в этом случае должен быть глубиной не менее 2,5 метра. Земля ссыпалась рядом, образуя вал. Его внешнюю сторону укрепляли камнями.
4. Вслед за этим строился частокол, и лишь затем начиналось благоустройство собственно лагеря.
Спартаковцы атаковали римлян, когда те еще не закончили рытье рва, значит, за строительство лагеря принялись не так давно. По времени выходит как раз ранний вечер, когда до темноты оставалось еще часа полтора.
А где был Спартак? Думаю, его армия тоже не успела выстроить лагерь, а значит, находилась на марше. Если бы спартаковцы уже заняли позицию на каком-нибудь холме, Красс не стал бы строить лагерь в виду противника. Это считалось слишком опасным, в подобным случаях римляне разбивали лагерь как минимум в нескольких километрах. Бой начался с того, что «подскакав к римскому лагерю, рабы завязали бой с работающими воинами». Римлян, как видим, атаковала только конница, значит пехота была еще не подошла.
Итак, бой был скорее всего встречный, оба войска находились на марше. Римляне, узнав, что враги не так далеко, остановились, но в боевой порядок строиться не стали, а начали сооружать лагерь. Значит,
