– Похвала?
– Как ты говоришь, царица – угу. Пожалуй, сейчас бы – сейчас, когда я отшагал дюжину войн! – Спартак бы меня не обманул. Сейчас! Но для этого мне пришлось воевать в Италии, в Испании, в Азии, в Египте, в Иллирии. Претор Глабр считался хорошим воякой, но с кем он сражался? С Марием? Со своими же? И не собирался он всерьез воевать. Послали его разогнать шайку разбойников, он и пошел. А встретил… Встретил Ганнибала.
– И кто же ему после этого лекарь?
– И кто же всем нам после этого лекарь?
Почему-то не хотелось смотреть вперед. Странно – и глупо тоже. Куда еще смотреть, как не вперед, если по дороге идешь, мили считаешь? От одного столба, к другому, от другого – к третьему. Только не хотелось.
– Скоро уже придем, госпожа Папия. Придем, наших увидим, винца на радостях выпьем!
– Скоро, Аякс, скоро.
Если вперед не смотреть, то куда? Назад? Слыхала я байку, что боги кого-то так покарали, на собственную спину смотреть заставили. Но что там, позади? Помпеи пыльные, глиняная гордость над калиткой, табуны «волчиц» да Огогонус-дядюшка со своей мудростью?
Это сзади. А по сторонам…
…Не слыхал Феликс о гладиаторе Эномае. Не слыхал, не видел. Оно и не удивительно, до того ли декуриону было?
По сторонам – тоже, считай, ничего. Опустела дорога, беглецы, с оружием которые и просто, уже в Помпеи входят. В самом разгаре фмуирт – триумф навыворот, триумф над Римом, над проклятой Волчицей. Гуляй лупанарий, самое времечко. А здесь – пусто, только мусор под ногами. Тряпки, сандалии порванные, ремень легионерский, целый узел непонятно с чем. Не подобрали, спешили!
…Не без глаз они, римляне. Не без глаз, не без ушей. Знает о Спартаке Феликс – на самой вершине был вождь, вместе с отрядом отборным. И о Ганнике слыхал – тот тоже на самой верхотуре пристроился. А вот Крикс с Кастом с равнины в бой шли, беглых рабов и пастухов с полей возглавили, что по зову Спартака к горе сбежались – римлянами на погибель.
Где же был Эномай? Наверно, в поселке, в нашем городе Везувии.
Так что ни по сторонам, ни под ноги смотреть не на что. Интересное – главное! – впереди. Скоро, уже скоро! Приду, прибегу, увижу.
…Видела уже – год назад, когда из Капуи добиралась. Трупы, трупы, трупы… Сейчас их будет больше, чем тогда. Шесть когорт – не шутка. Ничего не поделаешь – война! Твоя война, Папия Муцила!
…Конечно, Эномай был в самом поселке, может, в прямо нашем доме, оттуда и в бой пошел. Потому и не слыхали – не показывался он на глаза, кличем боевым не грозил, имени своего не выкрикивал. Значит, все в порядке, волноваться нечего, мы же победили!
Как я прожила эти дни без тебя, белокурый?
– Как ты думаешь, Папия, долго еще воевать? Нет, я понимаю, конечно. Вон, Митридат сколько лет сражается, легионеров бьет, а Риму этому хоть бы хны.
– А мы что-нибудь придумаем, мой Аякс.
Митридат… Понтийский царь ведет уже третью войну против Волчицы. Побеждает, украшает легионными орлами дворец, самих легионеров к Плутону отправляет без счету (интересно, их тоже на автобусах везут?), а Рим пока не рухнул. И не рухнет, если…
Ну его, Митридата! Не хочу о нем думать, и о войне не хочу. Скоро доберемся – и сразу домой. Хорошо, когда у человека дом есть! То есть, сначала, конечно, к Спартаку, доложиться. Порядок есть порядок, но это быстро, а уж потом точно домой. Воды согреть, помыться, пемзой докрасна обтереться… Нет, вначале на рынок забежать, Эномай придет голодный, конечно, поэтому надо успеть что-нибудь приготовить, хоть похлебку луковую, хоть вареного осьминога. А если на рынке – никого? Попрятались, по чердакам и подвалам спасаются? Тогда к соседям, хоть смокв куплю.
И попрошу у Спартака отпуск! Полагается же мне награда, хоть какая? На лавровый венок, равно как на дубовый, пальмовый и стенной, не претендую, не про мою голову. Но в отпуске – мне и Эномаю – пусть не откажет. Не на месяц, так на неделю. Все равно, римляне раньше не очухаются…
– Может, передохнем, Папия? Солнце уже высоко, палит.
– Нет, нет, мой Аякс. Скоро, уже скоро. Там отдохнем! Отдохнем…
…Всякой вещи есть свой срок и приговор, ибо зло на совершившего тяжко ляжет; ибо никто не знает, что еще будет, ибо о том, что будет, кто ему объявит? Нет человека, властного над ветром, – удержать умеющего ветер, и над смертным часом нет власти.
И отпуска нет на войне.
– И откуда ты, такая хорошая? Из Помпей, что ли? Эй, парни, сюда, сюда, бегом!
Замечталась!
– Ишь, молоденькая! К легионерам спешила, девочка, да? Римских собак телесами своим своими порадовать, мясцом молоденьким? Сестерциев срубить? Спешила, опоздала. Ну, чего, парни, тут и разложим? У дороги, чтоб никто мимо не прошел!..
Да, замечталась. Знакомо! Небритые парни с дубинами, спереди и сзади, рожи такие, что лучше не смотреть. Подступают, скалятся, губы потрескавшиеся облизывают. Всем молоденького мясца хочется! Только не разбойники это лесные – славные бойцы войска Спартака. Граждане воскресшей Италии.
Ты этого хотела, Папия?
– А ты, одноглазый, чего стал? Ты на нас не моргай, не боимся. Мы таких как ты, холуев римских, все утро к крестам прибивали, привязывали. Ладно, добрые мы сегодня, так и быть, становись в очередь, и тебе достанется!
Это, понятно, уже Аяксу. Послушен оказался одноглазый, кивнул спокойно, в сторонку отступил, отвернулся даже. Руки опустил, вздохнул грустно.
Поняла я – кончились шутки. Не горазд мой Аякс болтать. Иным силен, иному обучен.
– Эй! – заспешила. – Повеселись – и хватит! Ребята, нам срочно нужно к…
– Папия?
Хвала Диовису Сверкающему! Не придется Аякса от свежих костей оттаскивать!
– Значит, Папия Муцила? Так… Р-р-разойдись!!!
Ого, ну и голосина, вмиг дорога опустела, не оглянулись даже. Кто же это? Знакомый, только никак узнать не могу. Доспех сверкающий, центурионский, шлем с красным гребнем по самые брови.
– Ну, здравствуй, внучка консула. Ты точно не заблудилась? Тебе, верно, в Рим надо, на Капитолий.
Ганник! Вот незадача. Ну почему он?
Говорит Ганник-вождь:
– Я не рад тебе, Папия Муцила, как не рад этой победе. Разбить врага – не цель, разбить врага – средство. Ради чего мы победили? Спартак молчит, молчит Крикс. Может, ты скажешь, внучка консула?
Переглянулись мы с Аяксом. Опять! И не надоело ему, Ганнику-вождю?
Говорит Ганник-вождь:
– Пока что идет грабеж. Грабить мы научились. Еще вчера можно было провозгласить восстановление Государства Италии, но вместо этого мы сожгли еще три виллы возле Капуи. Крикс, наш Первый Консул, говорит: «Рано!» Спартак, великий вождь, ничего не говорит. А что скажешь ты, внучка консула?
Я-то знала, что сказать, что ответить. Только услышит ли? И не до споров тогда было. А вот Аякс:
– Шел бы Ганник-вождь – отсюда да подальше! Чего к девушке пристал? Или не знаешь, кто Спартака про шестую когорту предупредил? Она воевала – не хуже тебя. Так что заткнись, Ганник-вождь, а то я помогу!
Не замолчал Ганник, посмотрел лишь странно.
Говорит Ганник-вождь:
– А еще не рад я тебе, Папия Муцила, потому именно мне придется сказать. Мне – а не другому. Я не люблю тебя, внучка консула, очень не люблю, но и тому, кто любит, такое говорить трудно. Ты пришла в час победы, но это недобрый час. Недобрый – для тебя Папия.
Что?! Почему? Открыл рот Аякс, но я руку ему сжала, чтоб не мешал. О чем это Ганник? Мы же
