в пустом кафе равен вечности. Но главное – вспомнила. Или это мне только кажется главным?
– …Ваш шеф действует очень изобретательно. Поднять братьев против Отца – якобы для проверки их лояльности. Гениально! В результате почти все скомпрометированы, а у него появилась собственная армия. Деваться-то штрафникам некуда! Осталось одно – приобрести Царство. Но вот тут-то начинается конфликт интересов. Мой хозяин не собирается уступать и миллиметра…
– …Я всегда считал христианство мерзкой еврейской выдумкой, фрау Муцила, поэтому полностью поддерживаю вашего шефа. Его братец возомнил себя не только единственным Сыном Отца, но и Царем мира. Поэтому мы с вами союзники. До поры, до времени, конечно.
– …Наше предложение понятно и очевидно. Здешнее быдло боится моего хозяина. Запрещено молиться, приносить жертвы, даже поминать лишний раз. По сути – блокада. Отец богов, как здесь его называют, очень силен. Этруски, наше арийское племя, ассимилированы, потеряли память, забыли обычаи. Отдельные жертвоприношения, ваши, к примеру, помогают лишь отчасти. Нужен прорыв. Если вы сможет склонить Спартака к тому, чтобы он поклонился моему хозяину, мы будем вам чрезвычайно благодарны. Рим, впрочем, тоже подходит, этот вариант даже перспективнее. Тогда мы сможем не прятаться, не конспирировать. Помогите! Вам зачтется, поверьте. Очень серьезно зачтется!
– …Река, кувшинки… Какая романтика, фрау Муцила! Мне больше нравится сравнение с десантной флотилией. Высаживаемся, наводим порядок, плывем дальше. Может, когда-нибудь я вернусь в Будапешт и встречу русских чем-то получше, чем трофейная 76-милиметровка. Мне обещали.
– Ваш шеф не слишком щедр. Сын Отца, стоящий за троном, как же! Люди для него – грязные обезьяны, хуже унтерменшев. Мы – щедрее. В баре «У Хэмфри» вы теперь можете не считать медяки. Для вас – вечный кредит. Мелочь – но позволит не торопиться с посадкой в автобус.
– В Риме наших союзников пока очень мало. Фактически двое: вы и еще некто, неизвестный даже мне. Но если вы поможете… Наверно, у вас тоже есть свое пустое кафе, своя весна, когда вы были счастливы – и вам еще не приходилось убивать.
– Рим? Да ничего особенно, фрау Муцила. Десяток каменюк из земли торчит, бордели мерзкие, антисанитария. Дыра, одним словом.
Кофе был горьким, я пила уже третью чашку, а нулевой час все не хотел кончаться, как не хотела кончаться ночь – ночь перед отъездом, которой не было. Плохо обожженная глина памяти трескалась, распадаясь на мелкие обломки, и только тень, такая же черная, как мундир с рунами «зиг» в петлицах, подступала все ближе, обдавала осенним холодом, дышала запахом мертвой листвы.
Мне не обещали Вечности, не манили спасением. Мне обещали нулевой час – мой нулевой час.
Ночь, которой не было…
Первых беглецов мы в Аквине встретили, от Рима, считай, почти в двух шагах. Знакомое зрелище: глаза круглые, лица белые, узлы с барахлом. И: «Спартак идет!» Шепотом.
Потом – Казик, совсем рядом. Толпа побольше, барахла поменьше. Видать, позднее с места снялись – и бежали быстрее. Снова: «Спартак идет»!
Вполголоса.
Переглянулись мы с Аяксом. Еще один фмуирт – триумф наизнанку. Только начинается, самое интересное впереди.
На что-то такое мы и рассчитывали, потому поехали не Аппиевой дорогой, а Латинской, той, что западнее. Не такая удобная, узкая, зато народа меньше. А то набегут доблестные квириты, тела и души свои квиритские от злых гладиаторов спасая, так даже в таберне придорожной места не найти.
И все равно – фмиурт. Пешие, в повозках, верхами, с вещами, без. До Теана, что на границе с Кампанией, еще не слишком много, не на каждой миле, но уж потом! Хуже, чем на Форуме, возле базилики Семпрония.
«Спартак идет!» – уже ором, в полный голос.
СПАРТАК ИДЕТ!
Научились римляне бегать! То, что мы с Аяксом год тому возле Везувия видели, даже не забег был – проба сил, разминка. Подумаешь, шесть когорт да несколько сот окрестных ветеранов! Через пару месяцев, когда претора Вариния бить начали, самый бег и начался. Из Кампании, из Лукании, Бруттия, Саминиума, даже Калабрии. Глядели пустыми окнами брошенные виллы, трава вырастала на улицах городков, где жили теперь лишь бродячие собаки, жалобно мычали бродившие по лесам брошенные коровы. Капуя опустела чуть ли не на половину, о «волчицах» помпейских и говорить нечего. Словно метлой вымело!
Беги, квириты, бегите. То ли еще будет!
К зиме, когда наши на самый юг ушли, в Фурии, чуток поуспокоился народец, даже возвращаться начал. Ненадолго. Только прошел слух, что гладиаторское войско с места тронулось, как вновь началось. Только теперь уже не из далекого Бруттия, из приграничных кампанских городов, даже с юга Лация – бегут, бегут, бегут.
Празднуй, Волчица! Привыкай к фмиуртам!
Вместе с беглецами – слухи, много, у каждого ворох целый. Только давно поняла: у страха не глаза велики. Уши тоже, а уж ноги! Не человек получается – заяц. И что такой заяц рассказать может?
Кое-что мы с Аяксом все же поняли, когда в табернах к разговорам прислушивались. Спартака и вправду возле Салерн видели, но только недолго он там был. День постоял – и пропал. На север, к Геркулануму и Кумам, не пошел, назад, в Луканию, не вернулся. Был Спартак – нет Спартака. Где, непонятно, а значит, еще страшнее. Подкрадется, как ламия темной ночью, выхватит меч свой гладиаторский…
О Криксе никто ничего толком не сказал. Вроде бы видели какую-то «шайку» на границе Лукании и Самниума, но кто там был – Носящий Браслет или просто люд бродячий, разбойный, поди узнай.
Консул Геллий вроде бы в Беневенте – наготове войска держат. Лентул – ближе к Риму, говорят, у Фуцинского озера.
Точно Луций Сергий Катилина предсказал!
Послушали мы с одноглазым толки людские, переглянулись. Им-то хорошо, беглецам! Всего и забот – мчись вперед, не оглядывайся, пока страшный Спартак не догнал. А как нам этого страшного Спартака найти?
Переглянулись, на дорогу посмотрели. Туда, где Капуя.
– Фабия, Фабия, милая! Неужели это ты?
Не успела даже оглянуться, как бац – поцелуйчик. Прямо в щеку. Затем еще один, еще.
– Как хорошо, что мы встретились! Это боги, боги, это они! Я тут совсем одна, помочь некому, такой ужас!..
Пока я моргала, Аякс уже кинжал доставать принялся. Не успел, к счастью – я руку перехватила. К чему кинжал? И в прежнее время от совершеннешей Юлии Либертины особого вреда не было. Разве что целоваться горазда.
Выходит, запомнила свою гостью? Значит, кто я сейчас? Опять сиятельная Фабия Фистула? Вот уж не думала, не гадала!
– Мы еще утром из Капуи выехали, две повозки оставить пришлось, я даже дом бросила, только один привратник остался. А тут еще…
Оглянулась, поглядела. Дело ясное, можно не и рассказывать. Дорога, повозка опрокинутая, носилки- лектика в сторонке стоят, дальше еще повозки. Вокруг рабы суетятся, стараются, только без особого успеха и рвения. Им-то куда спешить?
– Ой, Фабия, что мне делать, что мне делать? Говорят, из Рима уже на север уезжают, в Этрурию. Спартак и его разбойники никого не милуют, женщин не щадят, в Анниевом Форуме всех обесчестили, даже девочек, даже старух…
Поглядела я на нее внимательно. Замокла совершеннейшая, мигнула испуганно. Хотела я сказать – не сказала. Ну ее, пусть катит, хоть в Этрурию, хоть в Галлию! А что с повозкой рабы разобраться не могут, так кто этой Юлии лекарь? Ее рабы, пусть и разбирается. Глядишь, к тому времени и разбойники из Анниева Форума подоспеют.
– Как жарко, как жарко, дышать нечем, а еще эта повозка, а еще сиятельный Гней Юлий Цезарь Агенобарб, с ним сладу нет, уезжать не хочет, не можем уговорить. Имение у него рядом, мы его вывезли, а он уперся, сказал, что с места не сдвинется. Ой, что делать, моя Фабия?
