– Заявляю, товарищи, со всей ответственностью: обстановка под полным контролем. 'Опир' не пройдет, мы его не пустим. Они не пройдут! Они не пройдут!..
– А-а-а-а-а-а-а-а!..
– Алеша, Хорст, наконец-то! Хорошо, что пришли, ребята очень просили. Тебе, Хорст, на трибуну надо, наши так начальству и заявили. Не будет тебя, их тоже не будет…
Ева – в десантной форме, с цифровиком наперевес. Веселая, улыбается.
– Пойдешь? – Алеша Игорю.
– Ну… Не знаю даже. – Игорь Алеше.
– Хорст, даже не думай! Вперед – и на трибуну, ты сразу после Березина выступаешь, все наши требуют. А ты, Алеша… Ой, что это?!
Не служил Алексей Лебедев в армии, не сподобился. Но сообразил первым, даже прежде Хорста. Схватил Женю за плечи, подмял под себя, толкнул прямо на булыжник. Упасть не дал, поддержать успел – прежде чем самому рядом прилечь.
– Игорь! Падай, падай, падай!
Пули. Вторая, третья… седьмая.
– …Березин убит! Березин! Менты Березина убили! Товарищи, Федор Березин убит! Товарищи!..
Дорожка 9. 'Донна Анна'. Ария из к/ф 'Господин оформитель'. Композитор Сергей Курехин. (4`08).
Мчит ручеек, весенней водой полнится. Недолго жить ему, беззаконному, не обозначенному на картах. День, другой, третий, и сгорит последний снег, уйдет невидимым паром в яркое теплое небо. И ручейку аминь – пересохнет, грязью укроется, потом пыль последнюю память развеет. До следующей весны, до того, как вновь загорятся снега…
Мчи, ручеек, твое сейчас время!
Алеша расстегнул старую куртку, на солнце прищурился, потом на ручеек взгляд кинул. Спешит, грязной водой пенится…
– Ты заметила? Климат и вправду меняется. Холода до апреля, а потом сразу…
Зачем сказал, и сам не понял. Добро бы на геолого-географическом учился, там фенологию преподают.
– Бидный, бидный малюня! Мой би-и-идный!..
Коснулась Варина ладонь лица, потерся о теплую руку Алеша – щекой, носом, закрытыми глазами, снова щекой.
Ой, хорошо!
– Ничего, Варя! Я… Ничего…
– Бидного малюню опять чуть не убили! Что ж тебя по таким местам носит, Алеша? Вчывся б спокийно, у кахве вечером ходил!..
– Ага…
Зря сказала, 'кахве' помянула. Все сразу и вспомнилось: хач с братцем-ментом, 'кахве', иное прочее. Отодвинулся Алексей от ласковой Вариной ладони, открыл глаза.
Ручеек, солнце, на кустах почки набухшие.
Весна. Его опять не убили.
– Спасибо, что приехала!
– Та ты що, Алеша! Як ты позвонил, я одразу…
И в самом деле, молодец. Сразу после площади, после того, как они с Игорем Женю подальше оттащили, Алексей, даже не отдышавшись, вынул кармана мобильник. Боялся, что разбил, что не дозвонится. Повезло! И телефон, спасибо ему, работал, и Варя на рабочем месте оказалась, сразу к аппарату подошла.
Почему позвонил, почему Варе, думать не стал. Потом! Когда в себя придет, проклятое шипение слышать перестанет.
Если же подумать… Джемина, конечно, прибежала бы, не замешкалась. Утешила, не преминула бы – моментом воспользоваться… Ну ее, баскетболистку-подпольщицу! Девка хорошая, но… Не сейчас!
Неподалеку от площади с Варей и встретились – за маленьким мостиком, что от входа в зоопарк протянулся. Под мостом трамваи бегают, авто шумят, а наверху, тихо, спокойно, безлюдно.
Ручеек…
– Все хорошо, Варя. Все хорошо…
Сказал, вновь на ручеек, чудо весеннее, поглядел. Кому хорошо, кому не очень. С ним, отставным демократом, все, считай, в ажуре. Не ранен, не убит, даже не ушибся. Только легкий звон в ушах, как тогда, среди белых облаков – и знакомое шипение, словно