– Что-нибудь от головной боли. И валерьянку…
Понял Алеша – не шутит. Заспешил, в груде лекарств копаясь. Анальгин почти сразу обнаружил, а с валерьянкой загвоздка вышла. Все не то и не то…
Валерьянка обнаружилась на самом дне – небольшой флакончик, под крышкой – белая вата. Достал Алеша, лекарства обратно уложил, повернулся, чтобы коробку Профессору отдать.
Не успел. Ева закричала – громко, отчаянно…
– Нет, нет, папа, лекарства не надо, и нашатыря не надо, чуть позже анальгин выпью. Голова… Ничего, пройдет, сама виновата. То есть, не виновата, захотела – увидела…
– Все-таки выпей. Потом релаксационную программу поставим… Ну-с, молодые люди?
– Профессор! Так нельзя, это жестоко, это…
– Алеша, не надо! Я увидела, увидела!.. Такое… В первый миг – картинка, какой-то город, улица, автомобили странные. Потом – навалилось. Лица, сотни лиц, голоса, голоса, кричат, перебивают, словно что-то важное хотят сообщить. Но не понять ничего, слишком… слишком много. Все как… как в калейдоскопе. Мелькает, дрожит. И больно, больно…
– Да… Это и видят наши добровольцы. Основная Информация. Оценили? Только один из миллиона способен выделить отдельные детали, понять смысл. Наши возможности все-таки не безграничны. Впрочем, если вы согласны на лоботомию… Чип в мозгу не помешает?
Дорожка 13. 'Nie spoczniemy'. ВИА 'Czerwone Gitary'. (3`47).
Воскресенье, 24 августа 1851 AD. Восход солнца – 7.12, заход – 17.36. Луна – IV фаза, возраст в полдень – 26, 6 дня.
Мбомо, человек очень наблюдательный, отметил, что к югу от Замбези наиболее употребительным восклицанием является 'Отец мой!'. На севере, то есть в этих местах, чаще говорят: 'О, мать моя!'. Из этого он делает далеко идущие выводы о положении и правах африканских женщин. В подкрепление своих умозаключений, Мбомо приводит виденную им на рынке в Талачеу сцену, когда некая негритянка назло (!) мужу отказалась продавать курицу даже за весьма немалую цену.
Кажется, Мбомо заразился от европейского племени социологической лихорадкой. Я бы с выводами не спешил, хотя назначение леди Ньямоаны воеводой целого войска симптоматично.
Между прочим, это войско сегодня получило боевое крещение. Не рискну написать 'мы' – в бою мы не только не участвовали, но даже не смогли его толком разглядеть.
Около десяти утра я заметил немалую суету в колонне. Солдаты показывали пальцами куда-то на восток, но кроме высокой травы и нескольких деревьев мопане ничего увидеть было нельзя. Я подумал о приближающемся хищнике (львиные прайды встречаем каждый день). Но тут солдаты, следуя команде, схватили копья и с криками бросились вперед. Надо сказать, маневр выглядел достаточно слаженно для новобранцев. Одна из причин несомненно та, что каждым десятком командует опытный ветеран из профессиональных наемников. Подобную практику я видел в Судане, где таких командиров именуют отчего- то 'драгоманами'.
Сообразив, в чем дело, мы с Мбомо озаботились привести в порядок наш арсенал. Я отвел Викири и Куджура подальше, в противоположную сторону. Чипри, почуяв опасность, беззвучно скалился, вздыбливая шерсть на холке и то дело поглядывая на меня – вероятно, в ожидании команды. Моя маленькая армия была полностью готова, и я почувствовал нечто, напоминающее гордость. Убедившись, что оружие у Мбомо заряжено, я посмотрел в сторону носилок леди Ньямоаны. Если враг прорвется, мое место там.
Обошлось. Вдалеке прогремело несколько мушкетных выстрелов, затем, приблизительно через полчаса, воины начали возвращаться, громко переговариваясь и смеясь. Вскоре мы узнали, что дозором было замечено до сотни вооруженных людей, пытавшихся подобраться ближе к дороге, скрываясь в густой траве. Бой был недолгим – враг бежал, почти не оказав сопротивления.
У нас убито двое новобранцев, причем один – из нашего же мушкета. Враг оставил пять трупов. Подозреваю, что в их число включили и раненых, не успевших убежать. A la guerre comme а la guerre. Увы…
Я осмотрел трофеи. Это копья, большие и тяжелые, с кожаным ремнем, явно предназначенные для войны, а не для охоты. Макарака называют такое оружие 'бодди'.
Хотя пленных не было, все почему-то уверены, что нападавшие – жители Сешете, ближайшего селения на нашем пути. Стоит громкий крик, десятки голосов повторяют одно и тоже: 'Гур! Гур!' – 'Месть! Месть!'. Гнев вызван тем, что Сешете числится в подданстве рундо Калимботы.
Итак, месть. Мы на войне.
Между прочим, этот частный случай неплохо иллюстрирует целую систему. Я уже упоминал о неплохом порядке в войске. Добавлю – дезертирства нет, более того, носильщики несут службу (и груз) честно, не пытаясь выбросить кладь или тем более украсть. Никакого чуда нет – в государстве Калимботы действует круговая порука. За дезертирство головой ответит не только командир, но и все племя, откуда родом бежавший. Первыми карают родственников, невзирая на возраст и пол. Такой же порядок действует относительно разбоев. За всякое нападение ответственность несет соседнее селение, посему местные негры сами следят за порядком на своей земле.
Трудно сказать, как такие обычаи совместить с привычными мне европейскими ценностями. Что важнее – права отдельной личности согласно Habeas corpus Act – или безопасность целой страны? Ответ я уже знаю. Местные негры переспросят меня, дабы уточнить, о
С леди Ньямоаной мы виделись, но мельком. После боя, во время короткого привала, я подошел к ее носилкам. Леди о чем-то говорила с командирами мачака, и я, не желая мешать, коротко поздоровался. Она
