Подольский махнул рукой.
— Слушаюсь, — весело выдохнул Вадик и трусцой побежал в обход, к дороге, на ходу бубня что-то в передатчик.
С пригорка было прекрасно видно лагерь охотников. Нельзя сказать, что все было, как на ладони — кое-что выпадало из поля зрения. Было видно людей, собравшихся в палатке-столовой. Трое стояли у костра. Еще пятеро возле газового баллона с горелкой, на котором кипятилась вода для чая и кофе — большого переносного бака из нержавейки, литров на десять. Что творилось в двух палатках, установленных входами к стоянке вертолета, было не видно вовсе.
Сергеев улегся поудобнее, разложил перед собой три запасных рожка-двойника, осколочные гранаты, навел на столовую автомат, и стал ждать.
Справа замер в позиции «к бою» Молчун, слева прижимался щекой к ложу АКМа Матвей, перед которым лежала еще и рация, мигавшая красным светодиодом декодера, с частотой раз в секунду.
Сергеев насчитал девяносто миганий, до того момента, как на несущей зашуршало, и голос Вадика сказал:
— Начали.
Снайпер, который выстрелил первым, находился в «гнезде», на одной из сосен, чуть правее и сзади них. Пуля в медной оболочке со стальным сердечником, калибра 7.62, вылетев из ствола СВД со скоростью почти в три раза выше скорости звука, попала в газовый баллон, на котором грели воду, и прошила стальной корпус навылет, как алюминиевую кастрюлю. Снайпер, сделавший этот выстрел с расстояния в восемьдесят метров, был человеком с чувством юмора. На гильзе патрона, который он отстрелял, был красный ободок — пуля была трассирующей и всегда использовалась снайпером только для пристрелки. В другой ситуации, след оставленный ей в воздухе соединил бы мишень и стрелка тонким светящимся пунктиром, но не теперь. Горящий белый фосфор, оседлавший медно-стальной конус пули, влетел внутрь полного смесью пропана и бутана баллона и, перед тем, как вырваться наружу, воспламенил газ.
Баллон взорвался, как огромная граната. Трое любителей кофе умерли почти мгновенно. Один из них вспыхнул факелом и сделал еще несколько шагов, перед тем, как рухнуть наземь от очереди Молчуна. Пятого швырнуло взрывной волной так, что он, пролетев, больше десятка метров, ударился о бронированный колпак кабины вертолета, и мешком с костями соскользнул на землю, испачкав стекла темно-красным.
Осколочный заряд, выпущенный из «мухи», влетел в палатку-столовую и взорвался внутри, превращая в мясной фарш находившихся там людей в защитной форме. Но убило не всех. Из клубов кисло пахнущего дыма выскочили несколько человек и, невидимый пулеметчик, залегший афронт, ударил по ним и по тем, кто еще метался или ползал внутри палатки.
В поле зрения Сергеева оставались трое у костра. Один из них присел от испуга, закрывая голову руками, другой бежал к лесу, прямо на их позицию. Третий начал движение в сторону вертолета. Расстояние было метров в сорок — не дистанция для АКМ. Взяв упреждение на полметра по ходу, Сергеев срезал возможного пилота одним движением ствола, как кочан капусты, под корень.
Рядом плюнул огнем автомат Матвея — даром, что ослаб — все три пули попали в цель. Ударил одиночным Молчун, словно кнутом щелкнул. Оставшийся у костра, мелькнул в воздухе подошвами новеньких сапог и упал головой в угли.
В три ствола они ударили по не просматриваемой палатке, но из нее уже никто не выбегал. Еще несколько секунд грохот не умолкал — пятнадцать автоматов и пулемет поливали лагерь свинцом, а потом — будто бы дирижер махнул палочкой — все смолкло. Стало слышно тишину. Внутри палатки закричал раненый. Он даже не кричал — он выл.
На поляне появились три человека в черном, двигающихся быстро и плавно, перебежками, прикрывая друг друга. Один из них махнул рукой, внутри палатки что-то лопнуло с резким звуком, и раненый замолк.
— Чисто, — сказало радио. — Птицы, что видно?
— Все, пиз…ц всем! — отозвался незнакомый голос. — Вадик, мы спускаемся?
— Давай, Генчик! Только осторожно.
— Пошли вниз, — предложил Сергеев, вставая, и посмотрел на часы.
Бой продолжался полторы минуты.
— Кажется, ни одного ответного выстрела. Неужели они совсем дилетанты?
Верилось в это с трудом. Не могли здесь быть одни дилетанты. Пусть те, кто платит деньги за развлечение — непрофессионалы. Но те, кто это развлечение организует, просто обязаны быть людьми сведущими, в противном случае, первый же тур окажется и последним.
Здесь же, все напоминало лагерь новобранцев. Или даже скаутов.
И еще — одно правило, вынесенное из прошлой жизни, написанное кровью, как устав караульной службы: если все идет слишком хорошо, значит, через минуту все будет очень плохо. Бывали, конечно, счастливые исключения, но ведь исключения почему-то и называют исключениями.
Спускался к лагерю он осторожно, не выпуская автомата из рук. Рядом с ним, так же напряженно, передвигался Молчун. Матвей, измотанный пробежкой, шел сзади, но свой АКМ, по примеру Сергеева, держал у груди.
Штурмовая группа в полном составе вошла в разгромленный лагерь. Сергеев наблюдал, как веером разбегаются между палатками автоматчики в черном, услышал, как захлопали пистолетные выстрелы — это достреливали тех, кто еще подавал признаки жизни. Приказ был ясен — пленных не брать. А допрашивать было некого. И, если честно — незачем.
Михаил на ходу внимательнейшим образом осматривал местность, отыскивая несоответствия — именно это могло спасти их, если предчувствия его не обманывали. Несоответствий не было. Пока не было. Были трупы, искореженная амуниция, запахи взрывчатки, крови, оплавленной пластмассы и кордита. Еще воняло паленым мясом — в костре тлело тело.
В палатке-столовой погибших было много. В палатке, которую они расстреляли — только двое, лежавшие навзничь. Они не успели добежать до входа. В третьей — действительно были ящики с боеприпасами. Штук десять полных и много пустых, из чего Михаил сделал вывод, что пушки и пулеметы вертолета уже зарядили. Пилоны с ракетами были видны и так, без аналитических выводов. Полный комплект.
Довольный Вадим давал бойцам распоряжения. Вокруг сновали озабоченные люди: кто-то тащил амуницию и оружие, кто-то — спальники и провиант, кто-то стаскивал в кучу трупы, а Сергеев с Молчуном стояли среди всей этой суеты, как две сторожевые собаки, учуявшие чужого.
Клубился дым, смешиваясь у земли с туманом. Было шумно. Шумно. Сергеев поймал за рукав пробегающего мимо Вадима и сказал, не повышая голоса:
— Прикажи всем замолчать!
— Замолчать? — переспросил Вадим, но пожал плечами, и гаркнул так, что перекрыл гвалт. — Тихо! Минутное молчание!
Бойцы были вышколены по высшему разряду — в наступившей тишине было слышно, как трещат сучья в костре и шипит поджариваемая на них плоть. Кто-то неосторожно брякнул железом, хрустнула ветка, под сапогом.
Сергеев вслушивался в лес, зная, как предательски вязнут звуки в чаще. Над рекой заметалась ошалевшая ворона, закричала пронзительно, и в этот момент Сергеев услышал то, чего боялся больше всего.
Низкочастотное уханье вертолетных винтов. Звук принесла вода — иначе они бы не услышали ничего, до того момента, как боевые машины, выскочив из-за изгиба русла, открыли бы огонь по лагерю.
Все стало на свои места. Был второй лагерь — кто же кладет все яйца в одну корзину? Этот — лагерь обслуги. Бесценные клиенты содержатся отдельно. Это не база — промежуточная остановка. Здесь снаряжают боезапас, здесь готовят еду. Здесь те, кем в случае неприятностей можно пожертвовать. Носильщики, повара и техперсонал — как на сафари. А белые господа, получив сигнал о нападении, скорее всего от камер слежения — их здесь понатыкано всюду, сейчас летят, чтобы свершить праведную месть и получить оплаченное удовольствие.
— В укрытие, — выдохнул Михаил в ухо Вадику. — Всех своих в укрытие. Готовь пулеметы и