Восточном вопросе только эпизод великой борьбы Европы с Азией, – или с писателями-славянофилами, усматривающими в этом лишь столкновение элемента романо-германского с элементом греко-славянским, и сводящими при подобном толковании роль Турции к защите балканских национальностей от первого из этих враждующих влияний,[269] вплоть до эпохи вмешательства России, так или иначе антагонизм между орлом и полумесяцем насчитывает за собой в прошлом много столетий. Естественное развитие России на обширной равнине, граничащей морями Белым, Балтийским, Черным и Каспийским, горными хребтами Урала, Кавказа и Карпат, реками, текущими в моря в двух различных направлениях, с самого начала было предуказанно знаменитым путем Варягов «из Скандинавии в греческие страны». Сперва Азия выслала татар. Стряхнув их иго и едва приступив к своему стремлению вперед, Россия столкнулась на пути с турками, прочно основавшимися на Балканском полуострове. И уже взятие Константинополя разлучило Русь с ее духовной столицей, священной метрополией, куда с десятого века стекались толпами ее богомольцы, наслаждаться лицезрением великолепия храмов, первого источника своей цивилизации. Под влиянием подобных обстоятельств зародилась постепенно мысль о Москве, как духовной преемнице древней Византии и «третьем Риме». В этом смысле истолковывались некоторые изречения Льва Мудрого и патриархов Мефодия и Геннадия, а также надпись на могиле Константина. Женитьба Иоанна III на Софии Палеолог (1742) содействовала укреплению подобных чувствований и представлений, отсюда проистекавших. Петр I получил лишь готовое наследие.[270] До него один только вопрос о Малороссии привел к кровавому столкновению с Портой. В царствовании Феодора Алексеевича (1676–1682) тянулась эта война, обеспечившая России обладание восточной Украйной. Последовав вначале по стопам князя Голицына и возобновив неудачный поход этого полководца в Крым, Петр был затем отвлечен Северной войной, и Порта, перейдя в наступление, нанесла России поражение при Пруте (июль 1711 г.). Эта злополучная война однако содействовала первому сближению между Россией и народностями, угнетенными победителями. Великий царь умер, мечтая об отплате и подготовляя австрийский союз, необходимый, по его мнению, для успешности действия, – союз, осуществленный его наследниками в 1726 г., продолжавшийся до воцарения Петра III, и называвшийся «системой Петра Великого».
Побежденный в 1711 г. царь пытался подойти к разрешению задачи с другой стороны: через Грузию и Армению. По его словам, то был «такой же путь». При его непосредственных преемниках преобладали миролюбивые наклонности. Остерман находил, что России не по силам придерживаться своей традиционной программы. Но события 1733–1735 г. побудили самую Турцию к возобновлению враждебных действий. В Константинополе не могли равнодушно относиться к упрочению русского протектората на берегах Вислы. И французский посланник, маркиз де Вильнёв, употребивший все усилия, чтобы возбудить подозрения и разжечь природную ненависть, встретил себе косвенного союзника в лице русского посланника Неплюева. Последний был учеником Петра I, более пылким чем его учитель и более оптимистом, чем Остерман. Он видел ослабление Турции, благодаря поражениям в Персии, раскрывал планы Вильнёва, пытавшегося вызвать в России внутреннюю революцию, и твердил без устали: «Война на пороге, не ожидайте нападения, предупредите его!»[271] В начале 1735 г. он заболел, но у него был помощник Вешняков, точно вторивший ему. Напрасно Остерман упорствовал: «Слишком рано; не настаивайте»! В течение года Вильнёву удалось добиться падения миролюбивого визиря Али Паши, и, опасаясь выступлений его преемника Измаила, за намерение которого ручался Вешняков, в Петербурге, решили «предупредить нападение».
Такому решению немало способствовало желание удалить Миниха, возвратившегося из Данцига «увенчанным лаврами пополам с терниями» и ставшего от этого еще несноснее.
Остерман все еще не соглашался открыто объявить войну. Восьмидесятитысячная армия была первоначально отправлена в поход лишь против татар, захвативших русские владения в Кабарде и других местах. Вешняков этим удовлетворился. «При первом поражении своих крымских данников Порта», – уверял он, – «запросит мира». Но усчитанного им успеха не последовало. Русская армия растаяла еще по дороге. Офицеры Миниха довели до укреплений Перекопа не более сорока тысяч, отступивших по тем же причинам, как войска Голицына: недостатку провианта, редким переменам погоды и ссорам генералов между собой. Леси, ссылаясь на свое звание фельдмаршала, а принц Гессен Гомбургский – на свой титул высочества, – отказывались от повиновения главнокомандующему. Тридцать тысяч человек были выведены из строя голодом и жарой![272] И, вместо того, чтобы взывать о мире, Порта собирала войска.
В марте 1736 г. Миних сделал попытку взять Азов, но потребовал 53 263 рабочих для осадных работ. Князь Шаховской, губернатор Малороссии, на обязанности которого лежало удовлетворение этой просьбы, дал понять в Петербурге ее несообразность. В мае 1736 г. победитель при Данциге овладел наконец укреплениями Перекопа, где татары оказали весьма незначительное сопротивление, дошел до Бахчисарая и сжег город вместе с ханским дворцом и монастырем иезуитов, заключавшим прекрасную библиотеку. У этого немца текла в жилах кровь вандала. В Киеве в 1732 г., приступив к укреплению древнего города, он приказал взорвать часть знаменитых «Золотых ворот», возведенных великим князем Ярославом в начале XI века.[273] И вслед за этим успехом армии все-таки пришлось отступить, несмотря на одновременное взятие Азова и Кинбурна усилиями Леси и Леонтьева. Миних обвинял Леси, что тот не выслал ему провианта и не торопился догнать его со своим двадцатитысячным корпусом, Леси утверждал, что главнокомандующий отступил слишком рано.
В С.-Петербурге царило полное уныние. На просьбы о помощи Австрия отвечала одними обещаниями, и Анна с ужасом представляла себе, что станет с ее войсками, когда, кроме татар, им придется иметь дело с турками. «Выручите меня, – писала она Остерману, – и я осыплю благодеяниями вас и ваше семейство».[274] Проклиная Миниха, Вешнякова и свою собственную слабость, допустившую опасное предприятие, вице-канцлер надеялся успеть избежать войны с Оттоманской империей. Пока еще не было официального разрыва; Вешняков оставался в Константинополе, и, несмотря на усилия Вильнёва, поддерживаемого Бонневилем, Порта склонялась к миру. Русский посланник пугал ее своим бахвальством. Он уверял в это самое время, что, гуляя по Пере, замечал, как весь народ расступался перед ним с необычайным почтением. И он повторял свой военный клик: «Вперед. Вы дойдете без боя до Константинополя!» Он держался настолько угрожающим и вызывающим образом, что в октябре 1736 г. турки, подобно людям, бросающимся в воду, чтобы избежать дождя, решились его отослать.
Теперь грозила неизбежная война, а между тем из Персии приходили в Петербург вести совсем неутешительные. Кули-Хан выражал свою готовность сразиться с Турцией, но «вовсе не намеревался совершать путешествие в Крым, добавлял он. У Австрии также находились все новые причины, чтобы откладывать посылку вспомогательного войска. Посланнику Анны в Вене, Ланчинскому, удалось с величайшим трудом добиться разрешения вернуть обратно хотя бы десятитысячный отряд, в настоящее время совершенно излишний на Рейне и стоявший в Богемии. Ему бесцеремонно возражали, что самой Австрии он может понадобиться против турок!
При таком критическом положении вещей начался поход 1737 г., когда, наконец, восторжествовали храбрость, упорство и счастливая звезда Миниха. Под Очаковом, как ранее под Хагельбергом, без припасов, без осадной артиллерии, без плана кампании, даже без объяснения, для чего он собрал здесь всю свою семидесятитысячную армию, рисковавшую умереть с голода, он приказал взять крепость приступом, послал на убой головные колонны, бросил шпагу в разгаре битвы и воскликнул: «Все погибло!» Но в эту самую минуту, пожар, вспыхнувший в городе, и взрыв двух пороховых погребов принудил турок к сдаче (2-го июля 1727 г.).[275] Благодаря счастливой звезде немецкого кондотьера и России, в то же время австрийцы, решив исполнить данное обещание, отвлекли на себя лучшие силы Порты и ее генералов. Так восторжествовала «система Петра Великого» и его властный завет: «Не жалеть ни людей, ни денежных затрат, добиваясь намеченной цели; безгранично рассчитывать на богатство страны, на покорность и самоотверженность ее сынов». Миних даже не потрудился изучить крепость, не знал о существовании глубокого рва, заполнившегося тысячами солдатских тел. Они послужили мостом для остальных.
Победа опоздала. Уже в марте, Россия и Австрия, по обоюдному согласию, решили заключить мир и отправили депутатов в Немиров. Турецкие парламентеры сумели отлично воспользоваться жертвами, ценой которых досталась победа под Очаковом. Миних взял город, но потерял армию. Кроме того, в Боснии дела австрийцев приняли весьма дурной оборот. Остерман послал своим уполномоченным приказ добиваться
