пропастями, они падали сами жертвами губительного соблазна власти. Но чтобы нестись таким образом навстречу полным опасностей приключениям, разве сами они не должны были быть авантюристами? И в этой роли Остерман – так как в сущности он заправлял всем, как в делах внутренних так и внешних, – разве не стоил Меншикова?
Вообще в делах внутренних и в делах внешних, старания его и его сотрудников были направлены к упрочению приобретенного, в пределах результатов достигнутых и границ установленных во время великого царствования. Так в Малороссии, после нескольких колебаний, система чистой и простой аннексии, принятая Петром I, восторжествовала над бессильными попытками автономистов. В январе 1734 г. воспользовались смертью гетмана Апостола, чтобы вручить управление страной временной комиссии, состоявшей из трех великороссов и трех малороссов. И само собой подразумевалось, что временность продолжилась до бесконечности. Местное население успокоилось на обещаниях и не шевельнуло пальцем. Вначале видимость сохранялась весьма тщательно. Жителям Киева было предоставлено право выбирать себе голову; принимались лишь необходимые предосторожности, чтобы выбор пал на человека, преданного правительству. И когда истина проскальзывала как в 1739 г. устами Миниха, который во время заседания верховного суда, происходившего в Глухове, угрожал судьям Сибирью, кнутом, виселицей, а когда ему указали на закон, сказал: «Плуты его выдумали и плуты им пользуются!» Дело шло об одном из его поместий. Но коллеги фельдмаршала обыкновенно держались скромнее.
Труднее была задача на востоке обширной империи – на границе Урала. Там пришлось столкнуться с упорным сопротивлением диких инородцев, одинаково непокорных силе и убеждению. Пытались их подчинить, «вооружить киргизов против башкир», и некоторое время такая политика удавалась Кириллову, присланному построить крепость на берегах Оры – будущий Оренбург. В 1735 г. этот энергичный, но жестокий начальник края уже мечтал покорить Ташкент с будущим русским Туркестаном и открыть России дорогу в Индию. Возмущение башкиров оборвало эти честолюбивые мечты. В стычке с драгунским полком, они убили полковника и захватили обоз. Для их усмирения был прислан А. И. Румянцев, который, как сторонник воздействия гуманными мерами, поссорился с Кирилловым, и мятеж, на время подавленный, снова вспыхнул, благодаря этим несогласиям. В Петербурге приняли сторону Кириллова, но карательная и разрушительная экспедиция, проведенная в 1736 г. с неумолимой суровостью, не помешала мятежным вспышкам со стороны побежденных. После новой попытки умиротворения, предпринятой с некоторым успехом Татищевым в 1737 г., князю Урусову пришлось в 1740 г. усмирять вновь вспыхнувшее восстание.
Далее на восток царствование Анны увидало новое торжество политики распространения: первое китайское посольство, в ответ на посольство Владиславича (см. выше), было отправлено к Петру II, но прибыло в Москву лишь в феврале 1731 г., уже после смерти императора. По-видимому, его миссия сводилась к простой любезности. Правда, Тредиаковский в одной из своих од приписывал ему намерение просить Россию, чтобы она не смотрела на Небесную империю как на свою данницу. Это значило, конечно, забегать слишком сильно вперед! Но мысль поэта любопытный признак полноты, какой достигли в национальном сознании понятия подобного рода.
Нельзя поставить в упрек немцам, называйся они Остерманом или Минихом, чтобы они чинили препятствия таким стремлением. Эмиссар, поддерживавший в это время сообщение между Петербургом и Пекином, наблюдая за ходом караванов по теперешнему Среднеазиатскому пути, не был русским. Его фамилия была Ланг. Имя говорит само за себя.
Глава 11
Двор и общество. Смерть Анны I
I. Утро при дворе Анны Иоанновны. – Картина живописца Якоби. – Два фасада царского жилища. – Интимная обстановка. – Обитатели. – «Зверинец». – Слуги и шуты. – Придворные шуты во Франции и в России. – Шико и Балакирев. – Князь Квасник. – Его свадьба. – Ледяной дом. – Наружное убранство. – Нарушение обычаев. – Подражание западным образцам. – Организация двора. – Приемы. – Балы. – Театр. – Новая роскошь. – Сохранившаяся грубость обычаев под европейским лоском. – Нравы и чувства. – II. Общественный строй. – Простой народ и аристократия. – Переходная эпоха. – Типы прошлого и настоящего. – Василий Головин. – Его карьера и удаление. – Наследственная эксцентричность. – Причины непосредственные и отдаленные. – Нарушение морального равновесия. – Вековая отчужденность. – Отсутствие общения между различными слоями общества. – Их антагонизм. – Отсутствие руководящего принципа. – Преобразовательный фермент, проникнувший с реформой. – Стремление к эмансипации. – Действие в обратном смысле новых законодательных мероприятий. – Окончательное установление крепостного права. – Как оно содействовало развитию местного самоуправления в народной среде. – Общий баланс. – III. Болезнь Анны Иоанновны. – Вопрос о престолонаследии и регентстве. – Интриги Бирона. – Двусмысленное поведение Остермана. – Вмешательство Миниха. – Объявление фаворита регентом. – Смерть императрицы.
Художник Якоби выставил в Петербурге лет тридцать тому назад весьма любопытную картину, изображавшую утро при дворе Анны Иоанновны в 1740 г. Императрица, страдающая недугом, вскоре сведшим ее в могилу, лежит в постели. Жена Бирона подносит ей лекарство. Бирон стоит у изголовья в небрежной позе и чистит ногти. Ушаков нагнулся к государыне и шепчет ей на ухо новость тайной канцелярии. Калмычка-карлица, Буженинова, сидя на полу около кровати, следит глазами за придворными шутами, играющими посреди комнаты в чехарду. На спину согнувшегося пополам старика, князя А. М. Голицына вспрыгнул его товарищ по дурацкому колпаку, князь Волконский и в свою очередь служит подставкой для веселой физиономии Балакирева, между тем, как четвертый игрок, граф Апраксин, неловко растянулся на полу. Около двери один из соперников Балакирева, Педрилло, упражняется на скрипке, другой, д’Акоста, подбодряет игроков ударами кнута, в чем ему помогает маленький Бирон. Анне, по-видимому, зрелище предоставляет мало интереса, но окружающее ее общество хохочет во все горло. Мы видим красавицу Наталью Лопухину, предназначенную судьбой такой ужасной участи, и около нее графа Левенвольда, ее любовника, и принцессу Гессен-Гонбургскую. Она прекратила свою игру в карты и аплодирует, а далее, в глубине комнаты, другая группа, где бросается в глаза Анна Леопольдовна, будущая регентша, маркиз де ла Шетарди и Лесток, – разделяет их восторг. В стороне граф Миних и князь Трубецкой одни сохраняют важный вид и, по-видимому, беседуют о делах. В углу, рядом с клеткой с попугаями поэт Тредиаковский с видом скромным и терпеливым ожидает слушателей для своей новой оды, рукопись которой он держит. Но даже его сосед, черемис в национальном костюме и негритенок не обращают никакого внимания на его тщедушную особу. Но без сомнения, она не ускользнула от острого взгляда человека, остановившегося на пороге; и окидывающего все собрание неодобрительным взглядом! Это Волынский.
Обстановка передана довольно точно и требует от меня лишь несколько пояснительных слов. Действие происходит в новом Зимнем дворце. После коронации Анна сначала поселилась в Кремле, в довольно удобном помещении старинного Потешного дворца, расположенного там. С наступлением лета, она переехала в Измайлово, а в это время в Кремль же, по соседству с арсеналом, итальянский архитектор Растрелли выстроил новый деревянный дворец, названный Анненгофом. Императрица переселилась туда в октябре 1730 г. Но вскоре Головинский дворец, окруженный парком, где она иногда устраивала празднества, настолько ей понравился, что она приказала Растрелли построить по соседству другой деревянный Анненгоф, который был окончен к следующему лету, и там она провела даже зиму, до переезда в Петербург в 1732 г. Более в Москву она не возвращалась. В Петербурге она поместилась в доме графа Апраксина, завещанного адмиралом Петру II. Она его расширила и превратила во дворец, названный новым Зимним дворцом, старый же, где скончались Петр I и Екатерина I – современный Эрмитаж, – был предоставлен в пользование придворного штата.[283]
Вскоре оба жилища наполнились многочисленными обитателями. Частный штат императрицы, установленный по примеру современного барского обихода, только в весьма увеличенном размере, удвоился двором по образцу европейскому. В первом больше всего места занимали животные, в особенности птицы, воспитываемые и дрессируемые немцем Варлендом. Иногда для ее величества вдруг сразу требовалась сотня соловьев, пятьдесят зябликов, пятьдесят овсянок, пятьдесят снегирей, пятьдесят лесных канареек, пятьдесят чижей и двести коноплянок. Попугаи, менее многочисленные, пользовались особым уважением. Клетки виднелись почти во всех покоях дворца, а в одном из внутренних садов в «зверинце», содержалось еще большее количество пернатых, иногда выпускаемых на свободу, и тогда императрица стреляла в них из
