– Слушай, а это точно, что тебе еще только двенадцать лет? – спросил Себастьян.
– Абсолютно точно, – сказал Гаррет. – Модель производства семидесятого года.
Он провел рукой по волосам и скрылся в лабиринте узких улочек. Себастьян так и остался стоять, засунув руки в карманы и провожая глазами удаляющуюся крупную неуклюжую фигуру.
Спустя несколько недель Себастьян зашел в кабачок «Эль Карлочи», расположенный сразу за утлом неподалеку от дома, где он жил. В стиле заведения смешивались черты базилики, винного погребка и борделя с высокими колоннами и тяжелыми занавесями по бокам гигантских панно, которыми были украшены стены. Бар по своему виду напоминал алтарь, где десяток Дев несли неусыпную стражу, храня бутылки шерри. В этот предвечерний час за столиками было еще пусто. За стойкой сидел сам дон Карлочи и слушал плейер «Сони», заткнув оба уха наушниками. Заметив Себастьяна, он уменьшил громкость и вопросительно посмотрел на мальчика. Себастьян подошел ближе и, проглотив стоявший в горле комок, произнес:
– Мне нужна работа.
– Вот как! – отозвался дон Карлочи. – А вдруг у меня нет никакой работы?
– Тебе же ничего не стоит что-нибудь для меня придумать, – сказал Себастьян.
Дон Карлочи хмыкнул и вытащил из ушей затычки.
– Ну и что же ты умеешь делать? – спросил он Себастьяна.
– Я могу убирать, носить подносы и смешивать напитки, – предложил Себастьян.
– А не кажется ли тебе, что ты еще не дорос до такой работы?
– Может быть. Но я буду делать все, что ты скажешь.
Дон Карлочи выбрался из-за стойки, чтобы получше рассмотреть мальчика. Руки – как плеточки, не похоже, что такие руки вообще способны что-то носить.
– И когда же ты собираешься приходить? – поинтересовался Карлочи.
Себастьян замялся и переступил с ноги на ногу:
– Вот с этим у меня как раз сложно! Понимаешь, я хожу в школу, а родители не должны знать, что я работаю. Выходит, я буду приходить, когда есть время.
Дон Карлочи запрокинул голову и громко захохотал:
– То есть ты собираешься приходить на работу тогда, когда тебе вздумается? Экий ты прямодушный!
Себастьян, кивнул. Он и сам понимал, как странно звучит его предложение, однако был уверен, что оно сулит выгоду не только ему, но и дону Карлочи.
– Наверняка у тебя часто бывают разные дела, которыми тебе самому неохота заниматься, – сказал Себастьян. – Дела, для которых не нужен специальный человек на полный рабочий день, но время от времени требуется, чтобы кто-нибудь был на подхвате. Вот тут-то я тебе и пригожусь. И потом, ты же не будешь платить мне, когда я не прихожу.
– Так и быть, – сказал Карлочи, покачав головой. – Я составлю список дел, которые нужно выполнить, а ты будешь приходить и уходить, как тебе удобно.
– И чтобы родители мои ничего не узнали!
– Это пожалуйста, как тебе угодно! – сказал Карлочи. – Только не приходи, когда в баре сидит Гонзало и плетет свои байки!
Себастьян спокойно кивнул и повел плечами, поправляя сползший на спине ранец. Он ни разу не заикнулся об оплате, решив, что с этим еще успеется.
– Это же неслыханное дело, чтобы севильская молодежь стремилась найти работу, – сказал дон Карлочи. – Ты что-то задумал, на что тебе нужно скопить денег?
Себастьян поднял голову и посмотрел прямо в глаза своему будущему шефу.
– Да, – сказал он. – На путешествие.
Всю зиму Себастьян тайком проработал у дона Карлочи. Он смешивал коктейли. Он мыл полы. Он так старательно начищал лик святой Maкарены, что почти стер на нем слезы. Получку он складывал в коробку из-под обуви, спрятанную под кроватью. Понемногу коробка наполнялась втайне заработанными купюрами. Тем временем родители начали беспокоиться. Отметки у него стали хуже, после уроков он пропадал из дому, а когда они спрашивали сына, где он был, тот отделывался каким-то невнятным бормотанием. Однажды вечером домой позвонил тренер, он спросил, почему Себастьян забросил футбол. Тут уж беспокойство Терезы сменилось ужасом. Показалось ей только или действительно от сына по вечерам пахнет спиртным? И отчего он стал неожиданно пропадать в самые неподходящие часы? Положив трубку, она села у кухонного стола рядом с Гонзало. Они собирали на скатерти невидимые крошки и не спускали глаз с ровно тикающих над дверью часов. Беспокойство родителей все росло: вдруг сын начал пробовать хмельное или, еще того хуже, бегать по бабам! Когда наконец послышались его шаги, оба были уже на грани слез. Себастьян удивленно воззрился на их расстроенные лица.
– Что это вы тут сидите? – спросил он, берясь за ручку холодильника.
Гонзало поднялся со стула, но слова не шли у него с языка. Вместо него заговорила Тереза:
– Где ты был? – спросила она.
– Гулял, – ответил Себастьян.
Тереза подошла к нему и крепко взяла за плечи: – Скажи мне, где ты был!
Себастьян со вздохом закрыл дверцу холодильника:
– Подождите, я сейчас!
Он пошел в свою комнату, вытащил из-под кровати коробку от обуви и вернулся с ней на кухню. Здесь он высыпал ее содержимое на стол, образовалась горка из денег вперемешку с туристическими проспектами. Деньги пополам с мечтами.
– Я хочу поехать на каникулы в Англию, – сказал Себастьян, который и сам уже чуть не плакал. – Это мое самое большое желание. Я несколько месяцев отработал у дона Карлочи, чтобы собрать деньги на билет. Пожалуйста, отпустите меня в Англию! Вот увидите, вам самим больше понравится, каким я стану, когда оттуда вернусь.
Гонзало и Тереза озадаченно уставились друг на друга. Что за чепуха? Как родной сын может нравиться или не нравиться? Они тотчас же кинулись к нему, обняли с двух сторон и чуть не затискали до смерти. Облегчение, которое они испытали, намного превосходило пережитое изумление. Он не осрамил родителей, не сделал ничего плохого, они напрасно боялись. Оказывается, он просто хотел путешествовать! Это было странное поведение, но бывают вещи и похуже. Гонзало написал письмо родственнику, который эмигрировал в Англию, и попросил, чтобы тот приютил у себя его сына.
Себастьян прибыл в столицу Англии с новеньким чемоданом, в который была уложена летняя одежда, путеводитель, Святой Панкратий и единственный на всю семью компактный фотоаппарат. В первый вечер он улегся на кровать в своей новой комнатке, откуда мог с удовольствием любоваться на звуконепроницаемую дверь. Он вынул план города, разложил его на кровати и стал думать о том, что он тут посмотрит. Чем дольше он рассматривал карту, тем сильнее его охватывало нетерпение.
Наутро он собрал сумку и начал исследовать город. Он ощутил чувство свободы, мужество. Он достал путеводитель и стал изучать по нему район за районом, перебрал все достопримечательности, какие только можно было найти. Их оказалось немало. В Лондоне имелся музей чая и кофе, музей часов, музей змей, музей пожарной службы и музей футбола, а вдобавок к ним еще и отдельные музеи Чарльза Диккенса, Шерлока Холмса и Флоренс Найтингейл. К этому нужно было добавить такие знаменитые места, как Тауэр, Букингемский дворец, Аквариум, музей мадам Тюссо. Не говоря уж о церквах! Вот если бы папа работал кровельщиком в Лондоне, подумал Себастьян, он бы мигом разбогател! Себастьян никогда еще не видывал города, где было бы столько зданий и удивительных людей. По улицам расхаживали люди с высоченными петушиными гребнями, широченными рукавами «летучая мышь», безумными головными уборами. Полицейские ходили безоружными; зато у них были высокие шапки в виде шлемов. В Риджентс-парке он встретил мужчину в куртке-«дутике» и теплой шапке, хотя лето было в самом разгаре. Себастьян улыбнулся, кинул ему в миску два пенса и спросил разрешения его сфотографировать.
Неделю за неделей он бродил по Лондону и фотографировал все, что видел. Путеводитель он держал под мышкой, эта книжица стала его библией. Время от времени он присаживался где-нибудь на скамейку и читал ее, и чем больше открывал нового, тем более приходил в отчаяние. Он вставал и ложился по английскому времени, которое бежало гораздо скорее испанского. При мысли о том, что еще предстоит
