были уголовниками - не дав крупной взятки какому-нибудь бывшему коммунисту в прокуратуре, им никогда не удалось бы так быстро получить ордер на опись имущества и на закрытие фирмы.
Через час несчастная Таня стояла перед зеркалом в своей квартире, пытаясь привести в порядок свое опухшее от горьких слез лицо. Ни обновки, которые она еще не успела толком распаковать, ни разбросанные по столу цветные фотографии, с которых глядел строгий, серьезный лик его возлюбленного, не могли ее утешить. Федя, который только что привез с фабрики Свету, сидел с ней на кухне, отчаявшись утешить Таню. Впрочем, и у них самих было не лучшее настроение. И когда тишину квартиры разразил пронзительный, заливистый междугородный звонок, Таня еле нашла в себе силы поднять трубку.
- Так признайтесь ему во всем! - воскликнул из-за океана Верлен, услыхав ее печальную историю. - Почему вы должны губить свою жизнь из-за выжившей из ума старухи? А хотите, я скажу, что кольцо подарил вам я?
- Тогда он тем более бросит меня, - рыдала Таня в телефонную трубку. - К тому же этот чудовищный документ, обнаруженный в компьютере. Я совсем не вижу, как мне оправдаться! Поль! Что мне делать?
- Я мог бы без труда спасти компанию Ивана, - рокотал в трубке невозмутимый бас канадского миллионера, - в конце концов, речь о достаточно скромной сумме, и я уверен, что получу кредит обратно. Однако...
В трубке наступило молчание.
- Вы хотите чего-то взамен? - прорыдала Таня.
- Да. И вы прекрасно понимаете, чего. В таком случае, возможно, вы и потеряете своего Ивана. Но, во-первых, вы потеряли его уже и так. Во-вторых, у вас будет возможность спасти его хотя бы как бизнесмена.
- Нет, Поль. - Глаза Тани мгновенно просохли, возле юных губ появилась жесткая складка. - Даже за два миллиона я не могу продать свою любовь. Сейчас мой Иван безумен, но когда он придет в себя, я уверена, что все прояснится. Разорившийся и несчастный, даже возненавидевший меня, он ничуть не менее дорог мне, чем богатый и уверенный в себе.
- Смотрите сами, - с легкой растерянностью сказал Верлен. - Завтра я улетаю в Гонконг. По дороге могу остановиться в Москве. Если мы встретимся, я уверен, что вы можете передумать. Я старею, Таня, мне уже хочется найти тихую пристань. Вы встретитесь со мною?
- Нет, - прошептала Таня еле слышно. - Вы волнуете меня, Поль, я, быть может, сумела бы полюбить вас... но я не могу строить собственного счастья на горе ваших близких... и я не смогу в этот миг предать Ивана...
- Что ж, - голос Верлена вновь стал насмешлив, - выкарабкивайтесь сами... хотя у вас и больше возможностей, чем вы ду...
В трубке зазвучали короткие гудки. Таня машинально играла связкой ключей, дававших ей возможность в любое время дня и ночи входить в помещение фирмы, и пользоваться главным компьютером. Она вскинула голову - и вдруг увидала, что на ключи сосредоточенно, словно одержимый какой-то тайной мыслью, смотрит появившийся из гостиной Федор Тютчев.
- Так у вас не забрали этих ключей? - осведомился он. - Ни Иван, ни Зеленов?
- Как видите, - Таня вздохнула. - Но зачем они нам теперь? Не сегодня-завтра эта шайка сменит все замки. Да и что вам делать в офисе, Федя?
- Вы знаете, Таня, - высокий лоб Тютчева наморщился, словно он был одержим внезапной мыслью, - отдайте мне эти ключи. Я ничего не знаю об истории вашего кольца - Света тоже не хочет ничего говорить, - но я верю и вам, и ей. Главное сейчас - это выяснить, откуда взялся этот документ с секретными сведениями. А я знаю, что хотя вы и любите свой 'Макинтош', хотя и готовы молиться на него, но... короче, мне бы хотелось кое-что проверить.
Бросив на него взгляд, исполненный благодарности и надежды, Таня протянула Федору связку ключей.
- Но как вы проберетесь в офис сейчас, когда там хозяйничают эти бандиты?
- Я совершенно уверен, что они не разбираются в 'Макинтошах', - сказал Федор, - и вряд ли оставят сторожа на ночь. А систему сигнализации я знаю назубок - не я ли сам ее устанавливал в офисе? Даже вы, Таня, - он улыбнулся, - не знаете, что прямо за дверью, в тридцати сантиметрах от потолка, есть замаскированная кнопка, отключающая всю сигнализацию в здании. Это я настоял на том, чтобы устроить ее там.
Он подержал тяжелую связку ключей на ладони, словно размышляя о чем-то, неведомом Тане. Четыре месяца компьютерных курсов не превратили его в инженера, но заставили разбираться в электронной технике гораздо лучше любого в офисе. Видно было, что в голове у Тютчева зреет какая-то идея. И в карих глазах Тани вдруг - неожиданно для нее самой - засветилась смутная надежда.
- Сейчас мы со Светой отправимся на швейную фабрику, чтобы предупредить руководство ни в коем случае не связываться с 'Народным кредитом'. А вечером навестим офис, - уверенно говорил Тютчев, - и попробуем посмотреть, откуда взялся этот файл. Тем временем, дорогая моя Таня, советую вам - как будущий родственник - выспаться. Я совершенно уверен, что даже если нам не удастся спасти фирму, Иван одумается и еще будет просить у вас прощения за свою резкость.
Таня слабо улыбнулась. Света с Тютчевым - молодые, неунывающие - вышли на улицу, а она попыталась вздремнуть. Сон не шел. Ей мерещился Ниагарский водопад, самолет Верлена, взлетающий с маленького частного аэродрома, рука Ивана, нежно гладящая ее собственную на кресле самолета голландской авиакомпании. Откуда-то выплыло жестокое лицо Анны Шахматовой... и вдруг раздался еще один телефонный звонок.
- Госпожа Алушкова? - раздался в трубке мягкий голос с едва уловимым иностранным акцентом. - С вами говорит представитель юридической фирмы 'Эрнст и Янг', точнее, нашего нового отделения в Москве, господин Кольридж. Мы получили на ваше имя ряд документов, которые могут весьма и весьма вас заинтересовать. Прошу вас при первой возможности явиться к нам.
Таня слушала дальнейшие объяснения, и ее лицо на глазах светлело. Повесив же трубку, она вдруг радостно засмеялась - и без всяких следов уныния принялась переодеваться, чтобы немедленно выехать на встречу.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.
Зеленов был мерзавцем, наделенным порядочной самоуверенностью. После того, что казалось ему блистательной победой над Безугловым, он действительно не выставил у захваченного особняка никакой охраны. В рассеянном свете старомодного чугунного фонаря Федор с брезгливостью читал выдавленные буквы на сургучной печати, навешенной на двери офиса.
- Эти подонки вряд ли знают, что по-латыни кредит означает доверие, - шепнул он взволнованной Свете. - А я убежден, что народ быстро их раскусит.
- Что ты собираешься делать с печатью? - шепнула Света.
Вместо ответа Федор решительно сорвал кусок сургуча и бросил его на асфальт. Раскрыв тяжелую дубовую дверь, он нащупал на стене едва заметный выступ и отключил сигнализацию. В пустых и гулких коридорах оскверненного зеленовской бандой офиса жалобно скрипели половицы наборного паркета. Федор вздохнул: так грустно было не слышать привычной суеты, телефонных звонков, степенной беседы телохранителей Ивана, которые, дожидаясь шефа, обычно играли в прихожей в массивные деревянные шахматы или нарды. При свете карманного фонарика они пробрались на второй этаж. Серьезный и собранный Тютчев то и дело успокаивающе пожимал руку дрожавшей от волнения Свете. Приходилось рисковать - но оба они были готовы встретить опасность. Одна - ради любимой сестры, другой - ради
