одолжила мне Грета.
— Эта несчастная машина все равно на ладан дышит, — сказала Сьюки.
— Тем более с ней следует обращаться деликатно, — подхватил он, придав голосу притворную учтивость, и, словно выполняя поставленную режиссером задачу, пересек сцену и вручил Александре банку соленых орешков кэшью марки «Плантерс». — Презент хозяйке.
— Хозяйкам, — ревниво прошипела Сьюки.
— Конечно. Хозяйкам.
— Грета знает, что вы поехали к нам? — спросила с дивана Александра.
— Да. Знает. И сказала, что, если я не вернусь через два часа, она позвонит в полицию. Бедная девочка боится, как бы мне не причинили зла. — Он временно сменил угрюмую лаконичную манеру речи невоспитанного подростка на театральную, без сомнения, оставшуюся от тех времен, когда он участвовал в дневных «мыльных операх» с их безвоздушной студийной акустикой и дотошно аккуратной версией повседневной одежды. По сегодняшнему случаю он облачился в белые джинсы с медными заклепками, мягкие мокасины фирмы «Л.Л.Бин» на резиновой подошве и листериново-голубую футболку с витиеватой надписью «Метс», на спину он набросил желтый кашемировый свитер с V-образной горловиной, завязав рукава на груди. Оглядевшись, он с прежней мальчишеской живостью воскликнул: — Невероятно! Это же здесь у Даррила была японская деревянная баня с репродукторами и сдвижной крышей, открывавшей вид на звезды.
— В комнате, где жила Джейн, можно до сих пор видеть кое-какую арматуру, — подхватила Сьюки. — Ее только покрасили той же краской, что и стены.
Упоминание имени Джейн сразу изменило тональность происходящего. Сьюки замолчала с приоткрытым ртом, словно о чем-то внезапно задумавшись, а Кристофер уставился в винно-красный ковер и даже — кто бы мог подумать? — покраснел.
— Чай, — поспешила прервать молчание Александра, понимая, что она ответственна за этих двух детей. — Кристофер, обычный с кофеином — у нас есть «Липтон» и «Английский завтрак» — или травяной? У нас есть ромашковый, «Сладкие грезы» и зеленый «Добрая земля» с лимонником.
— Травяной я не пью, благодарю, — ответил он, — это слишком старомодно, и после двух не употребляю кофеина. Даже крохотный кусочек шоколада лишает меня сна на всю ночь.
— Значит, чай отменяется, — заключила Александра.
— А что еще у вас есть из напитков? — спросил Кристофер.
— Вино? — робко, неуверенно предложила Сьюки. — Бутылка откупорена, но она была закрыта плотной пробкой.
— Какого цвета? — спросил он. — Красное. Кьянти.
— Какой марки?
— Что-то калифорнийское. «Карло Росси».
— О Господи. Гигантская экономная расфасовка.
— Это Александра купила.
— Дамы, вы не слишком балуете себя, не так ли?
Александра вмешалась, обратившись к Сьюки так, словно этого мужчины рядом не было:
— Зачем ты стелешься перед этим молокососом? Мы его звали на чай — значит, будет чай. А если он такой привередливый, дай ему стакан воды.
— Капля скотча с водой будет еще лучше, — уступая, произнес Кристофер более легкомысленным голосом, которым, видимо, тоже пользовался на телевидении.
«Интересно, когда он играл в последний раз? — подумала Александра. — Какой жалкий „бывший“. А может, и „небывший“». Тем не менее вот он, в некотором роде гость. Его откровенно заявленное намерение убить их создавало между ними некую интимную связь.
— Я поищу, — подобострастно сказала Сьюки.
Пока из темной комнаты Джейн раздавались звуки выдвигаемых ящиков и открываемых шкафных дверей, Александра сочла себя обязанной поддержать разговор:
— Мы теперь много не пьем. Да, когда-то выпивали, в прошлой жизни, в той, в которой вы нас знали.
— Это было ужасно, — нагло сказал он, — слышать из-за стены, как ваша компания становилась все глупее и шумнее, а потом вообще начинала пронзительно вопить. Эти вопли и жуткий смех… Как я мог спать в такой обстановке?
— Мне жаль — забота о вас не входила в нашу повестку дня. Но теперь… Нет, выпивка может оказаться ловушкой для вдов. А мы пытаемся продлить себе жизнь.
— Желаю удачи, — сказал он, искоса бросив на нее театрально долгий взгляд, словно позировал для крупного плана перед объективом с переменным фокусным расстоянием, между тем как за кадром, нарастая, вызывая дрожь, звучала органная музыка, символизирующая дурное предзнаменование.
Раскрасневшаяся, оживленная и очаровательная Сьюки с победным видом вернулась в гостиную, неся бутылку скотча «Дьюарс» объемом в пинту.
— Нашла! Чертовка Джейн почти все выпила! И ни разу не предложила нам!
Отрывисто бормоча: «Лед? Вода? Сколько? Достаточно?» — Сьюки щедрой рукой смешала два скотча со льдом, между тем как Александра с неодобрительным видом упрямо налила себе чаю. Она выбрала «Сладкие грезы», понятия не имея, каков он на вкус. Оказалось — никакой. Это был вкус воды, слишком горячей, чтобы пить.
— Угощайтесь, — предложила она Кристоферу, протягивая блюдо с тщательно разложенными печеньями.
— О, что вы! Мучное и сладкое? Мне и так нужно сбросить фунтов десять.
— Мне кажется, после определенного возраста плоский живот у мужчины выглядит отталкивающе, — сказала Сьюки. — В Стэмфорде полно этих помешанных на физических упражнениях парней, которые думают, что выглядят в деловых костюмах подтянутыми, а на самом деле после определенного возраста они выглядят высушенными, как мумии. Они не позволяют мужскому организму пройти естественную эволюцию.
Александра, раздраженная вызванной желанием угодить болтовней Сьюки, обратилась к Кристоферу:
— Вы собирались рассказать нам об электронах.
Он мгновенно зажегся, отставил свою сценическую инертность и, начав объяснения, принялся взволнованно и порывисто жестикулировать. По мере того как говорил, он становился все больше и больше похож на Даррила ван Хорна — взрывные, плохо скоординированные движения, захлебывающаяся речь, претензии на авторство теории, которая позволит ему править Вселенной, вырвав ее из рук Создателя.
— Они удивительны, — говорил он. — Из них складывается
— Сто, — воинственно ответила Александра.
— Десять тысяч, — предположила Сьюки, стараясь добросовестно участвовать в игре.
— Держите свои шляпы, дамы: шесть, запятая, два-четыре-два-ноль в восемнадцатой степени — это более шести квинтиллионов! А в кубическом дюйме меди их содержится один, запятая, три-восемь-пять в двадцать четвертой степени — это приблизительно один и одна треть септиллиона. А теперь возьмите водород, простейший атом: один протон и один электрон. Идеальное равновесие, хотя вес электрона составляет лишь тысячу восемьсот тридцать седьмую часть веса протона. Но Боже ж мой, как они сильны! Их отрицательная электростатическая сила вмиг разорвала бы любой кусок меди, достаточно большой, чтобы его можно было увидеть невооруженным глазом, не будь она уравновешена положительным зарядом протона в атоме. — Его руки, пухлые и менее мужские, но более человеческие — кожа, складки, волосы, — чем были у Даррила ван Хорна, воспроизвели в воздухе резкое разрывающее движение. — А как вам такое? Этот несчастный старый медный сосуд, что стоит на столе, не просуществовал бы и наносекунды без протонов и нейтронов. И мы с вами тоже. Вот что я пытаюсь вам втолковать: мы полны электронов, под завязку полны. Потенциально мы — динамит.
Сьюки и Александра были так потрясены его демоническим сходством с Даррилом ван Хорном, что
